Мы здесь

Заручившись кивком Марио, я уступил передний край (с его более наваристыми чаевыми) Джимми, который один мог с лихвой справляться за двоих. Нерасторопного Пауло я перехватил у раздачи и известил, что его участком теперь заведую я. Облегчение бедолаги было таким осязаемым, что его можно было отдельно усадить в кресло и дать бокал вина. От Пауло я разузнал, какие из столиков нуждаются в скорейшем присмотре, и взялся умиротворять ждущую там публику криками на кухню: мол, а ну пошевеливайтесь, у вас тут клиенты чахнут от голода (ничего похожего, понятно, не происходило, просто клиентура иной раз начинает проявлять сволочизм, особенно если чует в официанте слабину). С четверть часа я был так всем этим заморочен, что совершенно не обращал внимания на столик в дальнем углу, где все вроде как обстояло должным образом, а значит, оттуда не поступало и тревожных сигналов.

Я только что прибрал со столика в трех метрах оттуда, когда до меня донесся голос:

– Ну вот видишь, я был прав. Я же говорил, что твоя персона мне знакома.

За столиком сидел Райнхарт, один. Он повернулся так, что его лицо было теперь на виду, и улыбался, держа вилку и нож у себя над тарелкой.

– Знаю, знаю, – шутливо пожал он плечами. – Думаешь небось: ничего себе трескает, два ресторана в день! Но я много двигаюсь. А как потопаешь, так и полопаешь. Надо ведь успевать и то и другое. Вот я и успеваю. Покушать я люблю. Да не просто люблю: обожаю. Мне вообще в жизни нравится все, что ощущается физически.

– Вот молодец, – отозвался я.

– А я здесь уже бывал. Несколько месяцев назад. Тогда тебя здесь и увидел. Ты-то меня тогда, скорей всего, и не приметил. Ну, клиент и клиент, правильно? Тут шуршать надо.

– Этим я сейчас и занимаюсь.

– Я вижу. Народ ждет сервиса. Такова работа официанта. Мне просто надо кое-что тебе сказать.

На нас уже посматривали. Ну так что ж? Я все еще мог внять голосу разума: ретироваться с грязной посудой в сторону кухни. Но не стал.

Мельком (мол, «я сейчас!») кивнув четверке клиентов, все еще ждущих свою закуску, я подошел к столику Райнхарта.

– Давай, только быстро, – сказал я ему.

– Ладно.

– Так что ты хотел сказать?

Он дожевал еще один кусочек стейка и положил нож с вилкой на столешницу:

– Смутить меня можно лишь раз.

За годы, проведенные в войсках и прочих структурах, ориентированных на силовые решения, я прошел и выучку и натаскивание: словом, был в форме. Однако в эту минуту меня сковывал даже не поднос с тарелками. Просто скорость у Райнхарта была непостижимой.

Со своего стула он сорвался резко, как по щелчку, и перед тем как он первым чугунным ударом заехал мне по скуле, я не успел не то что отпрянуть, а даже моргнуть. После этого происходящее слилось для меня в сумбурно сверкающую дугу. Чувствуя ребрами и животом удивительное проворство и мощь его кулаков, я фрагментарно улавливал: в то время как я пытаюсь не задеть клиентов и их столики, Райнхарт такой щепетильности не проявляет. Я отбивался, как мог, но под таким напором это было попросту невозможно.

Я пошатнулся и отступил на шаг, еще как-то удерживаясь в вертикальном положении – секунд десять, не больше. Отбиваясь вслепую, я при этом чувствовал на себе град встречных ударов. И вот я уже лежу на полу, смутно слыша людские крики и звон битой посуды и чуя, как мне в живот, грудь и голову тукают пинки – такие жесткие, будто между моими костями и его носками и каблуками совершенно нет прокладки из плоти. Толчок за толчком – острый, тупой, острый, тупой (кажется, он по мне прыгал). В голове сумасшедшая кузница.

Затем это прекратилось.

Вокруг стоял шум, но не осмысленный, а как в волнах прибоя: чужой глухой рокот, какофония без всякого смысла. Я попытался приподняться над полом, но не смог.

На правый глаз наплывало, увеличиваясь, какое-то белое пятно из света. Послышался голос – невнятный, словно размазанный.

«Позовите Кристину», – сказал он, и до меня только тут дошло, что Кристины все еще нет, а час-то уже, наверное, поздний.

И все. То есть ничего.

Глава 44

Кристина сидела на скамейке в небольшом парке над рекой Гудзон. Здесь было пусто, и в холодном сумраке слышался лишь шум транспорта на шоссе да отдаленное похлюпывание воды внизу. Все друзья по пути сюда как-то рассосались – одни ушли с робкой улыбкой и словами прощания, другие в какую-то секунду просто сделались невидимыми… Остались только пампушка со своим другом, сидевшие сейчас в десятке метров на газоне.

– Он прав, – сказала Лиззи. – Наполовину.