Мы живем рядом

В гнезде орлином над рекой,
В таких горах далеких,
Где только желтых скал покой,
Есть дом неодинокий.

Вещей богатых в доме нет,
Но на почетном месте
Лежит коробка сигарет,
Как знак высокой чести.

Она лежит уж много дней,
Как лучшая из сказок,
Картинка старая на ней
Не потеряла красок.

А путь она большой прошла,
Пока дошла до дома,
В лесах была, в лугах была,
Все тропы ей знакомы.

С ней были бережны всегда,
Хоть горцев руки грубы,
Ее касались иногда
Их каменные губы.

И чтобы к вечеру поспеть,
Бывало на рассвете
Из дальних сел ее смотреть
Шли женщины и дети.

Она лежала на коврах,
Под яблоней и тутом,
В цветах лугов, в больших горах,
Где снег и очень круто.

Когда открылась ей страна
Сурового привета,
Была в коробке лишь одна,
Одна лишь сигарета.

И сели лучшие в кружок
И в очередь курили,
И голубой летел дымок
В ущелье, как на крыльях.

И до сих пор приходят в дом —
Он вовсе не угрюмый, —
Хозяин потчует вином,
Лепешкой из изюма.

И повторяет свой рассказ
От слова и до слова.
Иной, хоть слышал уж не раз,
Готов послушать снова.

— Люблю стихи я, как дитя,
Сам много знаю разных, —
Мой друг, певец, сказал шутя. —
Пойдем в Лахор на праздник!

Я буду петь, ты говори... —
В Лахоре были вскоре,
Коробку эту подарил
Мне человек в Лахоре.

Здесь нарисована Москва,
А это Кремль зовется,
А это в садике трава,
А это речка льется.

А как мы речку перейдем,
Тут, видишь, мост поставлен,
Так в этом доме, видишь дом,
Вот тут живет сам Сталин!

— Смотрю не раз, — сказал сосед,
Беря коробку робко. —
Ни у кого подобной нет;
Чудесная коробка!

Святой человек

Спускались ли завтракать
Мы поутру,
Домой ли шли полночью даже,
И ночью и днем,
И в дождь и в жару
Сидел он под лестницей нашей.

В изодранных тряпках,
Пятнистых, как тиф,
Весь в шрамах, вовеки не мывшись,
И четки вертел он,
Глаза закатив,
Совсем от земли
Отрешившись.

Какие виденья
Витали пред ним
И жили в таком человеке?
Он с пеной у губ,
Как святой пилигрим,
Сидел, как в преддверии Мекки.

И что-то, склонясь,
Бормотал он порой.
В расчесах лиловые ноги,
Когда мы к себе
Возвращались домой,
Плюясь, убирал он с дороги.

И мы говорили со злой простотой,
Не думая молвить худого:
— Ведь вот же сидит
У отеля святой,
Сидит — и не купишь такого!

Раз вместе спускались
Мы с другом одним,
Все тонкости знал он ислама,
Сидел наш святой,
Как всегда недвижим,
Глаза закативши упрямо.

И к небу был взор,
Как всегда, вознесен,
Молитвенно сложены лапы.
— Кто это? — спросили мы друга.
И он
Ответил: — Кто это? Гестапо!

Сон