Мы живём в замке

— На суде это была одна из улик, — сказал дядя Джулиан. — Что она не ест сахар. А ягод моя племянница никогда не любила. Еще ребенком обыкновенно от ягод отказывалась.

— Ну пожалуйста, прекратите, — громко сказала Хелен Кларк. — Это же ужасно, это ни на что не похоже, я не могу это слушать. Констанция… Джулиан… что подумает Люсиль?!

— Да что вы, Хелен, право, — миссис Райт замахала ручками.

— Еще одно слово — и я ухожу. Констанции пора подумать о будущем, копаться в прошлом вредно для здоровья; она, бедная девочка, и так настрадалась.

— Конечно, мне их всех очень недостает, — сказала Констанция. — С тех пор и жизнь совсем другая, но я вовсе не считаю, что я настрадалась.

— В каком-то смысле мне несказанно повезло. — Дядю Джулиана несло на всех парусах. — Я единственный выжил после величайшего отравления века. У меня хранятся все газетные вырезки. Я был знаком и с жертвами, и с обвиняемой — близко знаком, так хорошо узнаешь людей, лишь живя с ними в одном доме и находясь в тесном родстве. У меня записано все до мельчайших подробностей. Но я с тех пор неважно себя чувствую.

— Я же сказала, что не буду вас слушать, — перебила Хелен Кларк.

Дядя Джулиан замолчал. Взглянул на Хелен Кларк, потом на Констанцию.

— Что, разве не было этого? — спросил он мгновение спустя и потянул пальцы в рот.

— Ну конечно было, — Констанция улыбнулась ему.

— Я храню газетные вырезки, — неуверенно произнес дядя Джулиан. — И мои записи, — он обращался к Хелен Кларк. — Я все записал.

— Ужасная трагедия, — миссис Райт трепетно потянулась к дяде Джулиану.

— Страшная, — согласился он. — Жуткая, мадам. — Он развернул кресло, чтобы оказаться спиной к Хелен Кларк. — Хотите посмотреть столовую? — спросил он у миссис Райт. — Роковой стол? Я, как вы понимаете, в суде не свидетельствовал, здоровье ни тогда, ни сейчас не позволяет подвергаться грубым расспросам посторонних. — Он слегка кивнул на Хелен Кларк. — А мне ох как хотелось дать показания. Тешу себя надеждой, что в грязь лицом не ударил бы. Ну а Констанцию, само собой, оправдали.

— Разумеется, оправдали, — с нажимом сказала Хелен Кларк. Она потянулась за своей огромной, точно мешок, дамской сумкой и, положив ее на колени, принялась искать в ней перчатки. — И все уже давно забыли об этом. — Она значительно взглянула на миссис Райт и собралась встать.

— А столовую… — робко сказала миссис Райт. — Хоть одним глазком…

— Прошу, мадам. — Дядя Джулиан поклонился из кресла-каталки, и миссис Райт поспешно распахнула перед ним дверь. — Прямо, через прихожую. — Миссис Райт последовала за ним. — Меня восхищает в женщине здоровое любопытство, я сразу понял, мадам, что вы сгораете от желания увидеть место, где разыгралась трагедия; это произошло именно здесь, и именно здесь мы ужинаем и по сей день.

Голос дяди Джулиана доносился отчетливо; он, по-видимому, кружил по столовой, а миссис Райт глядела с порога.

— Вы, очевидно, изволили заметить: стол у нас круглый. Сейчас он слишком велик — от некогда большой семьи почти никого не осталось, но нам не хочется здесь ничего менять, ведь это своего рода памятник; когда-то за фотографию этой столовой любая газета отвалила бы хороший куш. Семья была большая, как вы помните, и дружная. Порой, конечно, не ладили — никто из нас не отличался спокойным нравом, — порой даже ссорились. Но это мелочи, так повздорят муж с женой или брат с сестрой: у каждого свой взгляд на мир.

— Тогда почему она…

— Вот именно, — сказал дядя Джулиан. — Загадка, да и только… Мой брат, будучи главой семьи, сидел, естественно, во главе стола — вон там, спиной к окнам, возле графина. Джон Блеквуд гордился своим столом, своей семьей, своим местом в жизни.

— Люсиль его даже не видела никогда, — ревниво сказала Хелен Кларк и бросила на Констанцию злобный взгляд. — А я помню твоего отца преотлично.

«Лица быстро стираются из памяти, — думала я. — Интересно, встреть я миссис Райт в поселке — я ее узнаю? Да и она, как знать, не пройдет ли мимо, глядя сквозь меня? Или она по робости вообще ни на кого не смотрит?» К чаю и ромовому пирожному она так и не притронулась.

— Я была близкой подругой твоей матери, Констанция. Поэтому считаю себя вправе говорить с тобой — для твоего же блага. Твоя мать наверняка…

— …моя невестка, дама весьма благородная. Вы, вероятно, заметили в гостиной ее портрет: изысканный овал лица, тончайшая кожа. Женщина, самой судьбой предназначенная для трагедии, хотя, пожалуй, слегка глуповатая. Справа от нее за столом сидел я, тогда помоложе и поздоровее. Беспомощным калекой я стал как раз в тот вечер. Напротив меня — мальчик, Томас; разве вы не знали — у меня был племянник, сын брата. Ну, разумеется, вы читали. Было ему десять лет, и уродился он своенравным — весь в отца.

— Он съел сахару больше всех, — сказала миссис Райт.