Мы живые

– Я не приглашал ее. И она – не моя подруга. Но не надо было устраивать трагедии из этого.

– Лео, но где ты это нашел?

– Это грелось в том же санатории, и у этого были иностранные книги, которые приносят истинное наслаждение после того, как четыре дня почитаешь советский бред. Вот как мы познакомились. Что тут плохого?

– Но, Лео, разве ты не видишь, чего ей нужно?

– Конечно, вижу. А ты что, на самом деле думаешь, что она это получит?

– Лео!

– Ну, тогда почему я не могу говорить с ней? Она – безвредная дура, которая пытается что-то строить из себя. И у нее действительно есть связи.

– Но общаться с таким человеком…

– Она ничем не хуже, чем то красное быдло, с которым все время приходится общаться. И по крайней мере она – не красная.

– Ну как знаешь.

– Ох, да брось ты, Кира. Она больше не придет сюда.

Он вдруг тепло улыбнулся ей, его глаза были веселыми, словно ничего не случилось, и она сдалась, положив ему на плечи свои руки и прошептав:

– Лео, разве ты не понимаешь? Такие люди никогда не должны смотреть на тебя.

Он засмеялся, похлопывая ее по щеке:

– Пусть смотрит. Меня от этого не убудет.

* * *

Лео сказал ей:

– Напиши своему дяде в Будапешт немедленно. Поблагодари его и скажи, чтобы он больше не посылал нам денег. Со мной все в порядке. Мы сами будем теперь зарабатывать. Я записал всю сумму денег, которые ты мне посылала. А ты записывала все свои расходы, как я тебя просил? Мы должны начать выплачивать ему деньги – если он достаточно терпелив, ибо один черт знает, сколько времени это займет.

Она прошептала: «Да, Лео», не глядя на него.

Он однажды заметил на ней золотые наручные часы и нахмурился:

– Откуда это взялось?

Она ответила тогда:

– Это подарок. От… Андрея Таганова.

– О, неужели? Так ты принимаешь от него подарки?

– Лео! – крикнула она на него дерзко, но затем стала оправдываться: – Почему бы и нет, Лео? У меня был день рождения, и я не могла обидеть его.

Он презрительно пожал плечами:

– Ох, да мне все равно. Это твое собственное дело. Что касается меня, то я бы не чувствовал себя нормально, если бы носил что-то, купленное на деньги ГПУ.

Она спрятала зажигалку, шелковые чулки и духи. Она сказала Лео, что красное платье заказала к его возвращению. Но, к его удивлению, она не любила надевать его.

Она проводила бо́льшую часть времени в Зимнем дворце, говоря зевающим экскурсантам:

– Долг каждого сознательного гражданина – знать историю нашего революционного движения, чтобы быть бдительным, просвещенным борцом за дело мировой революции, которая является нашей высшей целью.

По вечерам она пыталась уговорить Лео: «Мне сегодня нужно уйти. Я обещала Ирине…» или: «Я действительно должна идти сегодня. На собрание экскурсоводов». Но он заставлял ее остаться дома.

Она временами смотрелась в зеркало и дивилась своим глазам, о которых люди говорили ей, что они такие чистые и честные.

Она никуда не выходила по вечерам. Она не могла оторваться от него. Она не могла насмотреться на него, она сидела молча, свернувшись в кресле, и наблюдала за тем, как он ходит по комнате. Она смотрела на очертания его тела, когда он стоял у окна, отвернувшись от нее. Он стоял, уперев руки в бока, его тело слегка клонилось вперед, и из-под его темной, потрепанной рубашки виднелись напряженные мышцы его загорелой шеи, эти мышцы волновали ее, словно были каким-то предвестьем, обещанием его лица, которого она не видела. Тогда она вставала, неуверенно подходила к нему и проводила рукой по твердым сухожилиям его шеи, не говоря ни слова, не поцеловав его.

Потом, она думала с холодным интересом о том другом человеке, который где-то ждал ее. Но она знала, что должна увидеть Андрея. Однажды вечером она надела свое красное платье и сказала Лео, что обещала зайти к своим родителям.

– Можно мне пойти с тобой? – спросил он. – Я не видел их с тех пор, как вернулся, и должен повидать их.

– Нет, не в этот раз, Лео, – ответила она спокойно. – Я бы не хотела этого. Мама… так изменилась… я знаю, вы не поладите с ней.

– Тебе нужно именно сегодня идти, Кира? Я ненавижу, когда ты уходишь и оставляешь меня одного. Я так долго был без тебя.

– Я обещала им, что приду сегодня вечером. Я не пробуду там долго. Я скоро вернусь.

Она надевала пальто, когда в дверь позвонили.

Мариша пошла открывать дверь, и они услышали голос Галины Петровны, мощной волной доносящийся до их комнаты:

– Что ж, я рада, что они дома. Я вот подумала, если они навещают других людей и забывают собственных родителей и…

Галина Петровна вошла первой; Лидия шла следом; Александр Дмитриевич шаркал вслед за ними.

– Лео, дорогой мой мальчик! – Галина Петровна кинулась к нему и расцеловала его в обе щеки. – Я так рада тебя видеть! Добро пожаловать назад в Ленинград.

Лидия слабо пожала им руки; она сняла свою старую шляпку, тяжело села и стала возиться со шпильками в волосах: длинная прядь волос выбилась из небрежно скрученного завитка на затылке. Она была бледной и ненакрашенной; ее нос блестел, она скорбно уставилась в пол.

Александр Дмитриевич пробормотал: