Мы живые

К серому небу, которое с наступлением сумерек уже начинало постепенно темнеть, восходили зубчатые стены из нового, необожженного кирпича, разграфленные белыми полосками свежего цемента. Высоко под облаками работали строители; над улицей раздавался перезвон молотков; ревели охрипшие двигатели, а где-то среди хаоса забрызганных известью лесов, балок и досок свистел вырывающийся пар. Кира наблюдала за всем, широко раскрыв глаза; на ее лице играла улыбка. Какой-то молодой человек с загорелым лицом, держащий в уголке рта трубку, проворно взбирался наверх по стропилам, маневрировать на которых было довольно опасно; движения его рук были точны и отрывисты, подобно ударам молотка. Кира не следила за временем. Она была настолько увлечена представшим ее глазам зрелищем, что ни о чем уже не помнила. Затем внезапно, на какое-то мгновение, Кира ясно и четко представила картину своего мира, которую она, казалось, видит впервые после долгой разлуки. Она не могла понять: почему она не стоит на лесах и почему не она, а тот парень с трубкой руководит работой; что не позволяет ей заняться делом ее жизни, предаться ее единственной страсти? Через какую-то долю секунды все исчезло, Кира даже не сразу поняла, что произошло. Когда иллюзия рассеялась, она снова увидела мир таким, каким привыкла его видеть, и она вспомнила, почему она не может находиться там, на лесах, по какой причине путь к любимому делу был закрыт для нее навсегда. В голове у Киры крутились слова, которые заполняли пустоту, исходящую откуда-то из груди: «Возможно… Когда-нибудь… За границей».

Чья-то рука коснулась ее плеча:

– Что вы здесь делаете, гражданка?

Высокого роста милиционер подозрительно смотрел на Киру. На его узкий лоб была надвинута защитного цвета фуражка с красной звездой. Милиционер прищурился; его толстые бесформенные губы искривились.

– Гражданка, вы стоите здесь уже полчаса. Что вам нужно?

– Ничего, – буркнула Кира.

– В таком случае, гражданка, идите своей дорогой.

– Я просто хотела посмотреть, – пояснила она.

– Нечего вам тут смотреть, – суровым тоном заявил милиционер, шлепая губищами.

Кира молча повернулась и пошла прочь.

Небольшой карманчик, который Кира пришила с обратной стороны своего платья, становился с каждым днем все толще и толще. В нем она хранила деньги, которые ей удавалось уберечь от безрассудного транжирства Лео. Это были сбережения на будущее, ведь возможно, что когда-нибудь… за границей…

Кира возвращалась домой с собрания экскурсоводов. Она вспомнила экзамен, который на днях состоялся в экскурсионном центре. За широким столом сидел коротко подстриженный мужчина. Один за другим представали перед ним дрожащие от волнения, с побледневшими от страха губами работники центра. Они отвечали на вопросы отрывисто и неестественно четко. Кира должным образом изложила соответствующие положения о важности экскурсии по историческим местам в деле политпросвещения и воспитания классового сознания рабочих масс; она без труда ответила на вопрос, касающийся последней забастовки текстильщиков в Великобритании; она знала почти наизусть последний указ комиссара народного образования по вопросу системы ликбеза Туркестана; но она не смогла ответить, сколько угля было добыто за последний год в Донбассе.

– Разве вы не читаете газет? – сухо поинтересовался экзаменатор.

– Я слежу за периодикой.

– В таком случае я бы посоветовал вам быть более внимательной. Нам не нужны узкие специалисты с ограниченными академическими знаниями. Сегодня просветитель должен быть политически подкованным и проявлять интерес к советской действительности во всех ее деталях… Следующий!

– Меня могут уволить, – равнодушно размышляла Кира по дороге домой. Но она не беспокоилась. Она не могла больше беспокоиться. Она ни в коем случае не хотела довести себя до состояния своей коллеги товарища Нестеровой. Эта пожилая женщина, проработавшая тридцать лет в школе, в перерывах между экскурсиями, уроками в школе, заседаниями кружков, а также приготовлением пищи для своей парализованной матери проводила все ночи напролет за чтением газет, готовясь к экзамену, заучивая наизусть каждое напечатанное слово. Товарищ Нестерова боялась потерять рабочее место. Однако, стоя перед экзаменатором, она не могла произнести ни слова; она бессмысленно открывала рот, пытаясь что-нибудь выговорить, и в конце концов впала в истерику; после чего ее вывели из комнаты и вызвали к ней медсестру. Имя товарища Нестеровой было вычеркнуто из списка экскурсоводов.