Чудесный лик по-прежнему закрывает мир. Глубокие, как небо, глаза смотрят внимательно и строго, губы шевелятся, произнося слова успокоения. Сознание плывет, не в силах ухватить смысл. Но этого и не надо. Ведь прекрасная незнакомка не может сказать ничего плохого или неприятного. Губы двигаются вновь и вновь, слова раз за разом повторяются, по-прежнему нежные, хоть и понятные с трудом. Только, отчего вдруг так заломило в висках, а в груди начал разрастаться холодный ком? Не оттого ли, что...
- Оставь. - Один из парней положил девушке руку на плечо. - Видишь, он не понимает ни слова.
Другой хмыкнул, сказал подобострастно:
- Что уж говорить, хорошо приложил. Чувствуется рука мастера.
Девушка дернула плечом, сбрасывая руку, сказала зло:
- Не торопи. Иначе удовольствие будет не полным. - Нагнувшись, так что губы почти коснулись уха, прошептала: - Это я предложила братьям спрятаться в лесу, и вывела тебя на них. Здесь ты останешься, здесь и умрешь, отплатив кровью за позор. А честь нашей семьи будет восстановлена.
Небо обрушилось. Чудовищное понимание затопило разум, захлестнуло черной волной. Тело скрутило судорогой. Не в силах поверить в происходящее, Мычка замычал, забился. Руки заскребли снег, а ноги задергались в попытках уползти от жуткой, выжигающей внутренности, боли отчаянья. Он затряс головой, в мучительном стремлении отвернуться, но шея будто задеревенела, а веки примерзли, не позволяя отвести взгляда от прекрасного облика, что утратив прежние черты, преобразился, из небесного лика, превратившись в ухмыляющуюся демоническую маску.
Третий брат, до того стоявший в сторонке, сказал с изумлением:
- Надо же, понял. Умеешь ты, сестренка, объяснить.
Девушка несколько мгновений смотрела на бьющегося в агонии вершинника, затем встала, сказала с удовлетворением:
- Ну вот и все. Теперь можно идти.
- А с этим что? - Факел уперся Мычке в грудь.
- Оставь, пусть помучается.
Старший брат нахмурился, сказал с сомнением:
- А если выживет?
Девушка хищно улыбнулась.
- Не выживет. Для него же мир рухнул. Видишь, как скрутило?
Старший покачал головой, сказал с неудовольствием:
- Что-то не слышал я, чтобы душевные муки к смерти приводили. Прибить бы, для спокойствия. Да уж ладно. Мучается действительно хорошо, если не притворяется. Пойдем.
Он взял сестру за руку, подхватил факел, и зашагал в обратном направлении. Оставшиеся братья еще некоторое время наблюдали за Мычкой, наслаждаясь видом мучений. Однако, светлое пятно быстро удалялось, и они заторопились следом.
Шаги затихли в отдаленье, погас последний отблеск пламени. Из-за стволов выползла тьма, окутала все вокруг вязким пологом. Некоторое время от земли еще раздавались шорохи и невнятное, прерывающееся всхлипами, мычание, но вскоре и они затихли. В лесу наступила тишина.
ГЛАВА 12
Мимо проплывают стволы деревьев. Медленно, словно во сне, белые пятна снежников чередуются с серым, выцветшим покрывалом пожухлой хвои. Корявые пальцы корней цепляются за одежду, хватают, пытаются удержать, будто зовут остаться, ощутить покой недвижимого леса. А может и впрямь лучше остаться, не увеличивая и без того переполненную чашу страданий? Лечь, дождаться, пока холод скует тело, чтобы забыться сном, таким же глубоким и вечным, как и окружающий лес.
Разум молчит. В сером мареве плавают осколки мыслей. Куда он двигается, зачем? Не проще ли умереть, чтобы больше не испытывать поселившейся в сердце ноющей боли? Может, все же собраться с силами, и загасить тлеющую в глубине яркую искру огня, что заставляет раз за разом переставлять ноги, а когда, измученное усталостью, искалеченное схваткой, тело мягко оседает, принуждает двигать руками, цепляясь пальцами за землю, подтягивая ослабевшую плоть еще на шаг вперед.
Куда он стремится? Вокруг угрюмый замороженный лес. Село чужаков, где разбились его чаяния и мечты, осталась позади. Родная деревня затерялась в дебрях, ни найти ее, ни дойти. Ноги двигаются с трудом, а в груди, при каждом вздохе, тяжко всхлипывает. Свалив, его еще долго топтали, и удивительно, что сердце по-прежнему стучит, а мышцы продолжают сокращаться. Но это не надолго. Лес суров. В теплое время, когда, разгоряченное, солнце щедро роняет лучи, проникая в самые затененные уголки, можно отлежаться, восстановить силы, питаясь в изобилии рассыпанными повсюду ягодами и грибами. Но только не сейчас. В груди уже поселился предательский холод. Все холоднее кровь, все тяжелее дается малейшее движение.
Мир выцветает, заволакивается серым. Сознание проваливается во мрак. Ну вот и все. Пальцы окончательно теряют чувствительность, ноги немеют, а в ушах, перекликаясь на разные лады, звучат голоса лесных духов. Они заливисто смеются, радуясь, что вскоре к ним присоединится еще один товарищ, бесплотный, освобожденный от тягот жизни, лишившись воспоминаний, сможет вкусить счастье беззаботной жизни.