Вернувшись, он застал Зимородок в прежнем положении. Девушка так и не сдвинулась с места, только вместо обиженной гримаски лицо лучится радостью. Спасаясь от яркого солнца, веки прищурены, отчего по углам глаз залегли веселые лучики морщинок, губы растянулись в полуулыбке, а изо рта, облизывая губы, то и дело выглядывает кончик язычка, розовый и мокрый.
Взгляда не видно, густые ресницы скрывают глаза, но Зимородок наверняка давно следит за спутником, однако предпочитает подчеркнуто не замечать. Под ногой громко хрустнула веточка. Зимородок замедленно повернула голову, сказала с ленцой:
— Ах, это ты. Что интересного выходил?
Мычка помолчал, раздумывая, стоит ли говорить о находке. Подчеркнутое пренебрежение спутницы раздражало, отбивая всякую охоту делиться увиденным, но, чувство долга пересилило. Не выказывая недовольства, он кротко произнес:
— Пойдем, покажу кое-что.
Зимородок дернула плечиком, сказала с ноткой недовольства:
— Ну вот опять. Куда-то идти, что-то смотреть… Мне и тут отлично сидится. — Однако Мычка смотрел выжидательно, и она встала, сказала со вздохом: — Ну хорошо, хорошо. Пойдем. Может там и впрямь что-то достойное внимания.
Дойдя до завала, Мычка отступил, застыл в ожиданье. Зимородок подошла, без интереса мазнув взглядом по рассыпанным впереди деревьям, сказала с нетерпеньем:
— Ну, и где интересное?
Мычка повел рукой, сдержано произнес:
— Вот, впереди. Да и повсюду вокруг. Разве это не интересно?
Зимородок проследила за его рукой, пожала плечами.
— Если ты имеешь в виду сломанные деревья — нет.
Глава 15
Мычка распахнул глаза, спросил с запинкой:
— Как, разве тебе не интересно?
Зимородок закатила глаза, сказала сердито:
— Мне — нет. Да и что тут может быть интересного: сломанные деревья, вырванные кусты?
Ощутив, что над ним издеваются, Мычка насупился, сказал сердито:
— В кустах и деревьях действительно нет ничего интересного. Но, тебя не удивляет, что, вместо того, чтобы преспокойно стоять, они тут вповалку, да еще и с жуткими царапинами по всем стволам?
При упоминании царапин Зимородок нахмурилась, но мгновеньем позже брови вернулись на место.
— Знаешь, вот совершенно не интересно.
— Наверное, не интересно и почему это произошло? — окончательно раздраженный, бросил Мычка зло.
— Ни капельки.
Не понимая, как подобное вообще возможно, он возопил с возмущеньем:
— Да почему же, почему?!
Зимородок широко и открыто улыбнулась, как улыбаются маленькие дети, сказала нараспев:
— Ты здесь был? Был. Вернулся? Вернулся. И хотя вовсе не понятно, для чего приволок сюда меня, совершенно точно ясно одно — опасности нет. А раз нет — то и ломать голову не за чем. Лежат деревья — и пусть себе. В общем, ты займись чем хотел — костер разожги, рыбы налови, а я пока помоюсь… конечно, если ты не против. Хотя… если даже против — помоюсь все равно.
Зимородок деловито оглядела озерцо, направилась к небольшой заводи по соседству, окаймленной пышно разросшимся ивняком. Миг, и фигурка скрылась за ветвями, а немногим позже донесся плеск и довольное фырканье.
Ошарашенный, Мычка стоял молча. Услышанное не укладывается в голове. Как можно постоянно плеваться в товарища, строить мелкие пакости, дуться и обижаться при малейшем поводе и без, и… столь безоглядно доверять? Что это, тонкая насмешка, безнадежная глупость, или что-то иное? В груди теснятся противоречивые чувства, в ушах вновь и вновь звучат слова, но, не смотря на сомнения, внутри зарождается нечто теплое и радостное, отчего хочется кричать и прыгать, нечто, заставляющее выпячивать грудь и раздвигать плечи.
Сердце стучит сильнее, а препятствия выглядят мелкими и незначительными, от такой, казалось бы простой и несущественной мелочи, как высказанное женщиной признание в доверии. Ведь она сказала напрямую, возможно, даже не поняв, что именно произнесла, и насколько пошатнула любовно пестуемую собственную независимость и силу. От буйной, всесметающей радости закружилась голова, губы растянулись в широченной улыбке. В этот момент он простил ей все прошлые придирки и будущие на седьмицу вперед. Захотелось сделать подруге что-то приятное, чем-то отблагодарить за короткое, но удивительно глубокое чувство радости.
Не переставая улыбаться, он сбросил заплечные мешки, развязал тесьму, и полез в глубь, туда, где на самом дне, скрытая под прочими вещами, припрятанная на крайний случай, покоится леса и несколько костяных крючков. Краем уха прислушиваясь к фырканью и плеску, Мычка быстро сложил шалашик из хвороста, благо обломанных ветвей и обрывков коры вокруг оказалось в избытке, развел огонь, после чего выбрал из засохшего старого ствола несколько особенно толстых личинок и направился к озеру.