Мыльная опера для олигарха

Не хотелось встречаться полковнику Барсукову с полковником Сорокиным. Но Николай Трофимович справедливо полагал, что информацию можно получать не только от друзей, но и от недругов. И даже если они не скажут правды, из содержания беседы легко будет сделать определенные выводы. Недаром говорят, что отрицательный результат — тоже результат.

Однако, несмотря на опасения Николая Трофимовича, Сорокин встретил его более чем любезно. Когда Барсуков вошел в знакомый кабинет, претерпевший за эти годы изменения в сторону респектабельности, начальник новоладожского УВД проворно вскочил со своего места, раскинув большие руки в стороны, словно пытался обнять своего предшественника, и обнажил крупные зубы в голливудской улыбке.

— Николай Трофимович, какими судьбами? Давненько не видно было вас в нашем дворце! Даже обидно, право слово!

Слово «дворец» было употреблено полковником Сорокиным не случайно — Новоладожское управление, действительно, располагалось во дворце, в незапамятные времена принадлежавшем роду князей Долгоруких. Со временем трехэтажное здание пришло в плачевное состояние, как и вся экспроприированная государством недвижимость: сначала свои разрушали, потом фашисты, потом снова свои, но сотрудники, когда либо работавшие здесь — с конца семнадцатого года и до наших дней — не упускали возможности вставить в беседу между прочим, что они работают во дворце.

— Необходимости не было, — сухо ответил Барсуков и посмотрел на Сорокина «сверху вниз», хотя и был ниже своего бывшего заместителя на голову. Он знал, что именно такой взгляд приводит служак, подобных Сорокину, в трепет или хотя бы в искательную настороженность. Хоть и находились они в одном звании, однако питерский полковник и районный — две большие разницы, как говорят теперь не только в Одессе.

— Чем можем — поможем, — расхохотался Сорокин, но смех его был, действительно, напряженным, что Барсукова обрадовало. Теперь главное — не дать бывшему заместителю очухаться.

— Вот что, Вова, — сказал он грубовато и строго. Так он разговаривал в исключительных случаях. Когда понимал, что именно такой тон сможет принести желаемый результат. — Может ты мне растолкуешь, какая хня здесь происходит? Мою жену чуть инсульт не хватил. Объяснись, пожалуйста!

— Что вы имеете в виду, Николай Трофимович? — теперь Сорокин и не скрывал своего испуга. Забыл, наверное, о правиле настоящих джентльменов — при любых обстоятельствах требуется сохранять лицо.

— Ну как же… — вздохнул Барсуков, словно расстроенный непонятливостью «Вовы». — Какие-то страшные люди по Новоладожску ходят. С неестественным цветом лица. Мода тут у вас такая пошла? Или химикалии в речку вытекли? Говори, как на духу, я должен знать — оставаться тут грядки копать или недвижимость срочно продавать? В долгу за информацию не останусь. Ты мое твердое слово знаешь.

Вопрос был задан грамотно. На языке полковника Сорокина. Понимал он этот язык — язык беспокоившегося о своем благополучии человека. А о твердом слове полковника Барсукова знал слишком хорошо. И верил, что, как бы ни сильны были его покровители, питерский полковник — тоже фигура не слабая.

— Николай Трофимович, о чем речь? — пролепетал он. Именно пролепетал, хоть и имел фигуру шестидесятого размера, рост два метра пять сантиметров. — Что именно вас интересует?

— Но я же сказал, что меня интересует, — Барсуков деланно удивился. — Став начальником, ты перестал понимать простой русский язык?

— Может холодного пива, освежиться? — попытался сделать паузу Сорокин. Прямо как те рекламные персонажи, которые без помощи пива давно бы прекратили всякую жизнедеятельность.

Холодного пива Барсуков не желал. Потому что, во-первых, был уже сыт пивом Лукина. А во-вторых, потому что предпочитал более серьезные напитки. Даже в такую жару, как сейчас. Но серьезные напитки он пил только с теми, кому доверял. Поэтому отказался от угощения в принципе.

— Некогда мне, Сорокин, — строгим тоном произнес он. — Рассказывай. И… советуй.

— Ну… — протянул главный новоладожский милиционер. — Недвижимость вашу, конечно, и в нынешней ситуации купят. Но не за дорого. У нас ведь не черноморский курорт.

— Цены потом обсудим, — оборвал его Барсуков, поняв Сорокина верно — тот спал и видел, как бы во всем походить на трехлетней давности Барсукова. В смысле, не только кабинет занять, но и «загородную резиденцию» поиметь, которая, по его мнению, досталась питерскому полковнику незаслуженно. — Ты по существу выскажись, будь любезен.

— Я и сам за родных беспокоюсь, — произнес Сорокин с трагическим придыханием. — У меня ведь и жена, и теща, и дети здесь на постоянном месте проживания находятся. И думаю — не дай Бог!..

Барсуков шумно выдохнул, как породистый конь, и улыбнулся улыбкой чеширского кота. Он решил более не подгонять своего бывшего заместителя. Пусть скажет то, что считает нужным. А там видно будет.

— Есть такой прискорбный факт, — секунд через тридцать проговорил Сорокин. — Ходят по Новоладожску синяки. И хрен их знает, почему они синие.