- Ерунда! Не вижу ни малейшего повода для радости в дурацком происшествии.
Дама снисходительно улыбнулась.
- Потому что вы не способны увидеть ситуацию со всех сторон. Но вечером включите телевизор, а там в новостях расскажут о взрыве в метро. И тут вы сообразите: не упади вы утром, не вернись домой приводить себя в порядок, лежать бы вам сейчас в морге, потому что вы спешили как раз на тот поезд, в котором взорвалась бомба. Надо научиться видеть знаки судьбы. Сережа в музей не зря попал, некто рассчитал, что мальчик расскажет вам об экспозиции, вы приедете полюбоваться на библиотеку, узнаете о театротерапии, пройдете курс лечения и избавитесь от трудоголизма. Вот вам вся цепочка.
- Боюсь, - снова поежилась я.
- Право, смешно, - снисходительно улыбнулась Эмма. - Поверьте, это совсем не больно, ни уколов, ни операций Егор не делает, даже таблеток не выписывает.
Я потупилась.
- Меня пугает откровенность, на которую придется пойти. Предположим, я расскажу вслух о своих проблемах, а ктонибудь начнет меня шантажировать. Наверное, Булгаков делает записи?
- Да, исключительно для себя, они недоступны другим людям, и я ни разу не слышала, чтобы у него возникли неприятности изза несоблюдения врачебной тайны, - успокоила меня дама.
Дверь в комнатушку распахнулась, вошел стройный седой мужчина.
- Не следует швыряться камнями, если живешь в стеклянном доме, - не поздоровавшись, сказал он, - у каждого в группе своя проблема. Просто скучающих или празднолюбопытствующих у нас нет, я беру лишь тех, кто реально нуждается в помощи. Предположим, вы рассказываете, что убили мужа. А ваш сосед признается, что убил жену. Ну и кто кого будет шантажировать? Обоюдоострая ситуация получается.
На всякий случай я сказала:
- Я давно в разводе и не собираюсь ни с кем идти под венец.
Егор Владимирович улыбнулся.
- Ради примера я сгустил краски.
- Допустим, я мучаюсь совестью изза совершенного мною тяжкого преступления, - медленно произнесла я, - а у другого члена группы булимия. Его болезнь ерунда по сравнению с моей бедой.
- Совершенно исключено, чтобы в группе произошло нечто подобное! - воскликнул Егор Владимирович. - Коллектив подбирается по принципу одинаковости проблем. Я заумно высказался?
- Нет, вполне понятно, - успокоила я психолога. - Тогда следующий вопрос!
Занимательную беседу прервал звонок в дверь, Эмма Генриховна подскочила.
- Экскурсия! Группа работников книжных магазинов из провинции.
Егор Владимирович встал и предложил мне:
- Хотите поговорить? Первая консультация бесплатная, многим хватает одной беседы, чтобы обрести равновесие.
- Нашу гостью зовут Даша, - прокудахтала Эмма, выходя в коридор. - Она преподаватель французского языка.
Булгаков придержал дверь рукой, мы с ним тоже очутились в коридоре, Егор сделал несколько шагов, распахнул другую дверь и сказал:
- К сожалению, мой французский далек от совершенства, практики не хватает. Устраивайтесь поудобнее, вон то кресло самое уютное. Так какой еще вопрос?
Я опустилась на сиденье и поняла, что оно слишком мягкое.
- Неужели есть люди, которые, убив когото, остались безнаказанными и пришли к вам, чтобы избавиться от мук совести? И неужели участие в «Гамлете» может им помочь?
Булгаков рассмеялся.
- Каюсь, грешен, я занимаюсь плагиатом. Беру, допустим, «Отелло» и переделываю на нужный лад. Ну согласитесь, маловероятно, что ко мне на прием явится чернокожий высокопоставленный военный, который задушил молодую жену, блондинку, оклеветанную другим мужчиной. Я с таким случаем пока не сталкивался. Значит, я сделаю Отелло европейцем, а Дездемона, возможно, будет его сестрой, а не супругой. И поймите, главное - не совершить преступление в реальности, а желать его совершить, планировать, вынашивать идею. Подавляющая масса моих подопечных - это те, кто готов преступить черту и мечтает, чтобы его остановили. Хотя бывают и спецгруппы. В них те, кто перешел Рубикон и оказался по ту сторону закона. Теперь о сохранении тайны. Я никогда ничего никому не сообщаю о своих клиентах.
- Рукописи не горят, - сказала я, - истории болезней тоже.
Егор Владимирович бросил быстрый взгляд на компьютер, стоявший на столе.
- Давайте договоримся. Я гарантирую вам сохранение тайны. Ни один мой пациент до сих пор не пожалел, что прошел через групповую терапию.
- Можно с кемнибудь побеседовать? - заканючила я. - Ну, с теми, кто сюда постоянно ходит.
- Нет, - решительно отрезал Булгаков, - я не разглашаю имен. И, как вы выразились, «постоянно» сюда никто не ходит. Курс рассчитан на срок от полугода до двенадцати месяцев. Потом я вам стану не нужен. К сожалению, у психотерапии, как у любого метода, есть отрицательная сторона. Попадаются пациенты, которые начинают испытывать зависимость от сеансов. Врач для них, словно наркотик. Я всегда жестко предупреждаю людей: «Мы изживаем проблему, и все». Она решена? Мы расстаемся. Постоянно заниматься в театре нельзя.
- А если возникнет новая? - воскликнула я. - Допустим, я вылечилась от тяги к убийству, а через пять лет подцепила аэрофобию? Тогда вы меня возьмете?
Егор Владимирович улыбнулся.