— Люминалом злоупотребляют женщины, — как ребенку, начал ей объяснять Тарас. Это женское снотворное. Дамочки, как правило, из высших кругов, нервы себе успокаивают. Стоит оно очень даже не дешево, и так просто его достать нельзя. Еще содержанки высокопоставленных партийных бонз его любят. Я им по дешевке продаю, — хохотнул он. — Знаю несколько таких в городе. Таскаются по старикам, ну а потом спать не могут.
— Не понимаю… И этим содержанкам ты продаешь люминал? — машинально спросила Зина.
— Ну конечно! Чего ты не понимаешь? Думаешь, приятно панькаться со старикашками, хоть они и высокопоставленные большевики?
— Тарас, ты сейчас не о том… — Зина махнула рукой, — совсем не о том! Да к черту этих потаскух, при чем тут они! Мой труп не женщина!
— А кто? — опешил Тарас.
— Рыбак! Рыбак из Затоки, сорока трех лет! И он якобы повесился!
— Ну, насчет повесился… — Он все не мог прийти в себя. — Того количества люминала, что я нашел в образцах, хватило бы отравить двух человек. Поэтому ты и засомневалась, от такого количества. Я тебе точно говорю — его отравили, а затем подвесили уже труп.
— Рыбак из Затоки! Обычный, простой рыбак! — Зина никак не могла прийти в себя. — Откуда у него деньги? Да он в жизни и не слышал, что такое снотворное и как им пользоваться!
— Значит, его отравили, — твердо сказал Тарас. — Ты хочешь выяснить кто?
— Очень хочу. Но теперь вижу, что это будет не просто.
— Да уж, попалась тебе задачка… Что ж, не переживай. Лучше такой след, чем никакой.
От Тараса Зина решила пойти пешком, пройтись по Французскому бульвару, чтобы обдумать все услышанное и воскресить в памяти знания, когда-то полученные.
Когда в далеком декабре 1864 года в Мюнхене профессор органической химии при Берлинской промышленной академии Адольф фон Байер соединил мочевину с малоновой кислотой, он еще не знал, какое значение для всего человечества будет иметь его открытие. И даже не догадывался, что положил начало созданию целого ряда ядовитых медикаментов, которые окажут очень серьезное влияние на все общество.
В лаборатории получилась жидкость с очень интересными свойствами. Понюхав и лизнув кристаллики синтезированной кислоты, подопытные лабораторные мыши… тут же заснули.
Странную кислоту синтезировали 4 декабря, в день Святой Барбары. Поэтому ей и дали название барбитуровая кислота.
Препараты на ее основе испытывали восемь лет. И только в 1912 году они поступили в продажу. Изначально они использовались как успокоительное и снотворное средство. Основными были барбитал и фенобарбитал. Еще один из барбитуратов, тиопентал натрия, заинтересовал хирургов как средство для наркоза — правда, очень короткого действия. Поэтому его стали применять для усыпления животных и как смертельную инъекцию. На основе амитала натрия ученые пытались создать «сыворотку правды».
Но снотворные свойства двух основных барбитуратов были известны еще в 1904 году. Два других немецких ученых, Эмиль Фишер и Иосиф Меринг, установили, что лучшим снотворным могут быть производные барбитуровой кислоты — барбитал и фенобарбитал. Находясь в Италии, в Вероне, Фишер назвал барбитал вероналом. А фенобарбитал стали называть люминалом.
Эти два препарата стали применяться в неврологии и психиатрии. Было замечено, что люминал отлично помогает во время припадков эпилепсии, обладая сильным противосудорожным эффектом. Однако при любом применении препарата, с разными целями, существовала одна серьезная опасность.
Дело в том, что доза, которая давала бы нужный эффект, была не так уж далека от токсической. И в случае передозировки наступала мгновенная смерть.
Препараты стали кошмаром для токсикологов. С помощью люминала люди стали отправляться в мир иной — по случайности или намеренно. В первое же десятилетие после появления веронала и люминала эти препараты стали служить средством самоубийства. Эмиль Фишер пытался доказывать отравление барбитуратами, обнаруживая
В Советском Союзе эти препараты были не сильно распространены. В основном они существовали в больших городах, для элиты. Поэтому в советской криминологии не было таких средств для обнаружения отравления барбитуратами, как в той же немецкой. Отправление люминалом было не типичным.
Зина мало что знала об этом. Но дала себе слово узнать больше. Прав был Тарас: лучше уж такой сложный след, чем его полное отсутствие.
Запах сбивал с ног, туманил голову, кружил, от него темнело в глазах. Он был таким же объемным, как небо, раскинувшееся над пустошью, когда они вышли из автомобиля, подвезшим их до Затоки, и остановились на глинистой грунтовке, во впадинах которой застыли грязные дрожащие болотца дождевой воды.
В бесснежном одесском феврале промозглый, сырой дождь заменял снежные заносы и белоснежный сверкающий, мягкий снег, который, казалось, был везде, но только не здесь.