Мыс Доброй Надежды

— Лодка у меня есть. Давай, брат, завтра в три на рассвете. Не проспишь? Возле бродка и встретимся. Часок порыбачим, а там вместе со всеми на работу.

— О, это дело! — обрадовался Костя. — Я ни за что не просплю.

Варвара глядит на них с улыбкой и думает: «Уже сговорились. А Костик совсем как взрослый…»

И ей приятно, что они так легко сговорились, что хороший сегодня день выдался. Очень хороший.

В субботу Варвара возвращалась с поля к вечеру, когда уже зашло солнце.

Хотелось побыть одной со своими мыслями, и она отстала от других женщин.

Вот уже две недели Алесь Мята в больнице. Открылась старая рана, и нужно было вновь ложиться на операцию. Целую неделю она думала о том, что в воскресенье пойдет проведать его. Ничего, казалось, особенного — обыкновенное человеческое внимание. Но когда сказала соседкам, они с усмешкой переглянулись: кому ж, мол, и проведывать его, как не ей, Варваре. Она сразу раскусила эти двусмысленные улыбочки и больше уже не заикалась о своем намерении. А действительно — почему бы ей не сходить, не навестить Алеся!

Невольно ловила себя и на другом: собственно говоря, отчего так тревожит ее это, почему сама не до конца уверена в том, что и впрямь это обычное человеческое участие, а не что другое, глубокое, затаенное?..

Войдя в дом, по привычке остановилась в дверях, вытерла ноги о половик. В хате еще стоял сыроватый запах только что вымытого пола. На столе, застеленном белой скатеркой, в кувшине букет цветов. И занавески Валя повесила новые, марлевые, подсиненные и слегка подкрахмаленные. В хате было чисто, уютно, и Варвара с благодарностью, с волнением смотрела на свою дочь, которая взбивала еще выше и так уже высокие подушки.

Подошла к девочке и, взяв в свои ее тоненькие руки, притянула к себе.

— Хозяюшка ты моя! А Костик где?

— С бабкой Матруной в хлев пошли загородку чинить. Корова в обед разворотила рогами.

И тут в хату вихрем ворвался Костик.

— Мама, ты уже дома? Смотри, какой порядок Валька навела, ступить боязно.

— Хозяева вы у меня, хозяева! — растроганно вымолвила Варвара, любуясь своим шустрым вихрастым сыном.

— Валя, собирай ужин, — приказал Костик, — а я дров притащу на завтра.

— Гулянки не пропустишь? — с упреком сказала Валя.

— Быстрей, быстрей, не тяни кота за хвост!

Мать, улыбаясь, следила за этой перепалкой. «Такие они разные и такие одинаковые. Мои дети!»

Утром, надев праздничное платье, Варвара отправилась в больницу. Ей сказали, что Алесю разрешат выйти в сад. Она присела на лавочку у беседки, обвитой диким виноградом. Скрытую за густой листвой, ее трудно было разглядеть, но сама Варвара видела всех, кто появлялся в дверях больницы.

Алесь вышел на крыльцо в коротковатом, не по росту, синем халате и мягких тапочках. В одной руке он держал костыль, другой приглаживал волосы, в которых заметно уже пробивалась седина, особенно на висках. Растерянно озирался, не находя того, кто вызвал его. Сделал шаг, опустился на ступеньку ниже. Варвара увидела, как боль исказила его лицо.

— Алесь, проведать тебя пришла, — поднялась она навстречу ему. — Не знаю, рад ли будешь… Не ждал, наверное?..

Нужно ли было задавать такой вопрос? Осунувшееся за две недели в больнице лицо Алеся смягчилось, разгладилось от нежданной радости.

— Что не ждал, так не ждал. А что пришла, не знаю, как и благодарить.

— Надумала и пришла. Всю неделю собиралась, да сам знаешь, на минутку не вырвешься. Вот клубника, в больнице ее не отведаешь…

— Спасибо, Варечка, только зачем ты?

— Да садись ты, не стой, трудно же. Вот сюда, в тенёк.

— Расскажи, какие там у вас новости. Кажется, год не был. Позавчера приходили Зима Петрусь и Луговой Иван. Можно сказать, совещание провели здесь.

— Ясно, бригадиры и председатель. Что ж они сказали? Зима — тот слезу пустил небось: бригаду его обидели, две косилки дали в Варварину, а ему одну.

— И это было, — засмеялся Алесь. — Есть такой грех за ним, прибедняется.

— Так я и знала. Он из меня душу вынул за косилку эту. Всегда ему кажется, что обидели, что у других все лучше. Расскажи, как твои дела, будет операция или так обойдется?

— Нет, не обойдется. Во вторник. Хорошо, что пришла сегодня. Веселей будет на стол ложиться, — пошутил Алесь.

— Может, лучше, Алеська, без операции? Что доктора говорят, не очень страшная?..

— Что говорят? Говорят, что все хорошо будет. И я тоже так думаю. Надеюсь. А ты как там маешься?

— А ничего, маюсь. В бригаде обижаться не на что, идет дело. Сколько уже сена накосили да насушили. Сено в этом году, как никогда еще.

— Поджарилось на солнышке, — заметил он, слушая ее и любуясь здоровой смуглотой порозовевшего лица, загаром, ровно покрывшим ее шею и полные, открытые до локтя руки.

— Мне это недолго, за лето цыганкой стану. А чего не ешь ягоды? — чтобы отвести его взгляд от себя и скрыть неловкость, снова подвинула она Алесю кошелку.

— Ем, ем, ты тоже бери. Соскучился я по работе, по колхозу и… по всем вам… соскучился.

— Ничего, потерпи. За колхоз не тревожься, за дом тоже. Там у тебя есть кто-то? Соседи присматривают. Словом, не беспокойся. Поправишься — опять все будет, как было.