Мыс Доброй Надежды. Повести

«Здравствуй, Антонио! Я не знаю, как у вас на Кубе, но по-нашему, по-русски, ты выходишь мне тёзка. Меня тоже зовут Антоном. Мы в Советском Союзе живём очень хорошо! И мы очень любим кубинцев. Давай с тобой переписываться. Если ты мне ответишь, то посылай письмо на имя Огнева Антона Ивановича. Я тебе в тот же час отвечу. Антон Корешков.»

- Антон Иванович, - прибежал к Огневу Тоша, - а как отправить это письмо?

- Почтой. Как же ещё?

По дороге на почту Тоша заглянул к Ване Зюзину и похвастался кубинской маркой:

- Смотри, Зюзя, какая у меня марка!

- А где ты её взял?

- О, ты знаешь, сколько у меня будет кубинских марок! Вот погоди, Антонио мне ответит! Пойдём на почту, отправим письмо на Кубу…

Они пришли на почту и подали письмо в окошечко. Белобрысая девушка глянула на них озорными смешливыми глазами и сказала:

- Молодой человек, придётся переписать, - она показала ему шрифт, образец которого висел у окошечка, и спросила: - Вот так ты сможешь написать?

- Конечно, смогу, - храбро отвечал Тоша и, взяв у неё новый конверт, начал выводить адрес этим незнакомым шрифтом.

С большим трудом мальчик всё же вывел такой адрес: Куба, провинция Ориенте, муниципия Эль-Кобре, посёлок Пеладеро, Антонио Ривера.

Он подал письмо почтальонше и посмотрел, как она приклеила свою, советскую марку и проштемпелевала письмо.

- Нет, вы заказным, - сказал Тоша, так как очень боялся, что его письмо не дойдёт до кубинского мальчика.

Когда они вышли с почты, Ваня попросил:

- Дай ещё раз посмотреть на марку.

Он был большим любителем разных марок и собирал их, где только мог. Сейчас он долго всматривался в бородатое лицо под зелёным беретом и, наконец, сказал:

- Сколько ты хочешь за эту марку?

- Что-о? - глянул изумлённо Тоша. - Мне за эту марку ничего не надо. Я её ни за какие деньги не продам!

- Но ведь ты же не собираешь марок…

- Да разве дело в марке! Тут - человек! И не какой-нибудь, а Фидель!

- Я тебе дам за неё пять венесуэльских, три бразильских, чилийскую марку и шесть американских. Идёт, а?

- Ты что это, Зюзя? Да не надо мне и двенадцати американских! Я же тебе сказал… А ты мне всё толкуешь о марках. Вот погоди, Антонио Ривера ответит мне, и тогда я дам тебе марку.

И Тоша стал ждать ответа. Он высчитывал, сколько дней его письмо должно идти до острова Кубы, потом от Гаваны до провинции Ориенте, а потом ещё от провинции Ориенте до муниципии Эль-Кобре. А тут ещё Ваня каждый раз подливал масла в огонь.

- Ну, как? Не получил ещё? - спрашивал он.

- Ты что? - изумляясь, отвечал Тоша. - Да ты знаешь, сколько оно должно идти? Не меньше двадцати дней!

Но сам Тоша бегал к Антону Ивановичу каждый день и спрашивал:

- Антон Иванович, сегодня была почта?

- Была… Но твоего письма всё ещё нет, - шутливо говорил учёный.

Однажды он помахал ему письмом.

- Пляши, тёзка! Пришло письмо, и я уже дал его перевести.

«Здравствуй, мой незнакомый далёкий советский друг! - читал Тоша, - Что же ты не написал, как ты живёшь? И как вообще могло попасть к тебе моё письмо, когда я посылал его совсем другому человеку. Но очень хорошо, что ты его получил. Теперь мы с тобой будем переписываться.

У нас организовался кружок по изучению русского языка. Я тоже записался в этот кружок. Скоро ты получишь от меня письмо на русском языке.

Я живу в небольшом посёлке на берегу моря. Раньше мой отец занимался тем, что выжигал уголь из мангро[2]. Жили мы плохо, потому что какая же это жизнь, если за мешок угля приходилось выручать по восемьдесят сентаво? Мы рубили с отцом и моим старшим братом Карлосом лес, пережигали его в уголь, а потом несли к побережью и продавали перекупщику. Кроме того, мы должны были платить налог государству и выплачивать ренту[3] какому-то сеньору Родригесу, которого мы никогда и не видели.

Сейчас совсем другое дело. Мы уже не рубим лес, а отец работает в народном имении рубщиком сахарного тростника, мать - поваром в столовой на руднике. Старший брат Карлос тоже трудится на сахарной плантации. Иногда он берёт меня с собой, так что и я могу работать мачете[4].

С тех пор, как пришёл Фидель, жить нам стало очень хорошо. Мы имеем свой домик, своё хозяйство. И никому уже не надо платить. Мы даже не платим налога за землю. А говорят, нам будет жить ещё лучше, так как у нас теперь есть друзья в Советском Союзе. Это сказал Фидель, а раз он сказал, то так и будет.

Напиши, как вы живёте и кто у тебя ещё есть в семье?

До свидания.»

И в самом конце письма было написано по-русски: «Привет. Антонио».

- Антон Иванович, а у Антонио есть старший брат Карлос…

- Хорошо, хорошо. Когда будешь писать ответ своему Антонио, передай от меня привет.

- Передам, - и тут же спросил: - А восемьдесят сентаво - это много или мало? Сколько рублей?

- Восемьдесят сентаво? Это значит семьдесят две копейки. А что?

- А за сколько дней можно выжечь мешок угля?

- Не знаю, тёзка, сроду этим делом не занимался. Да, верно, пришлось этому кубинцу попотеть. Мешок угля - это ведь очень много.

- Да ему ещё приходилось платить этому сеньору Родригесу.