Мышь в Муравейнике 2: Жук

— Рядом с тобой ведро с водой и губка, — снова говорит голос. — Будь добра, убери рядом с собой нежелательные следы. — Над моей головой включается лампочка, одинокого света которой вполне достаточно, чтобы действительно увидеть следы того, что Морис натворил. Но он хочет, чтобы я еще и убирала это?! — Или я… — голос без нужды повторяет свою угрозу.

Беру губку из заботливо приготовленного Морисом ведра и начинаю оттирать пол. Злюсь я все больше и больше, но этому чувству не найти выхода, по крайней мере до тех пор пока Палома не отползет достаточно далеко.

Время для меня идет чертовски медленно, хоть я и говорю себе, что, похоже, это последние минуты, когда я еще могу свободно двигаться. Полагаю, мне нужно бы хотеть, чтобы они продлились как раз дольше, но вместо этого я и вправду мечтаю о времени, когда мы с Морисом останемся наедине. Все мое существо жаждет мести. Ну, хотя бы небольшой возможности отомстить.

Наконец, массивные металлические ноги с неприятным шумом подходят ко мне. Я поднимаю взгляд и за полупрозрачным щитком в торсе огромного робота вижу лицо Мориса. Он там, внутри этой махины, собственноручно управляет ей.

Подхватив меня механической рукой, сжав крепко, но аккуратно, он поднимает меня и утаскивает прочь по бесконечным темным коридорам подземелья Муравейника.

— Я был уверен, что ты предпочтешь остаться со мной, — говорит Морис счастливым голосом. Этот голос звучит из динамика на его робокостюме, из которого он пока предпочитает не вылезать. Полагаю, спорить с ним по поводу моих истинных предпочтений бесполезно.

Он притащил меня в большой зал, который действительно тщательно подготовил к моему появлению. Он отмыт и хорошо освещен, повсюду стоит какое-то оборудование и шкафы с книгами. В центре находится мой гроб — то есть спальный модуль, в котором мне полагается провести остаток жизни. Рядом с ним милым дополнением поставлен горшок с искусственным цветком.

Внутрь зала Морис протащил меня через дверь внизу, открывшуюся перед ним как по волшебству. Он подождал, когда она закроется за нами, прежде чем поставить меня на ноги и отпустить. На всякий случай подхожу к ней, но передо мной она не распахивается, и я вообще не понимаю, как ее можно открыть. Считывающего карты устройства нет, замков не видно.

— Я не все успел до конца подготовить, потому что ты проснулась намного раньше, но это не страшно, — вещает Морис. — Сначала я все тебе покажу, а потом, пока я буду заканчивать приготовления, ты можешь выпить чаю с пирожными.

Он указывает на небольшой плетеный столик, рядом с которым стоит единственный стул. Я подхожу к нему, чтобы заглянуть на второй ярус, представляющий собой вытянутую вдоль стены открытую галерею с тремя дверями, прямо как в общем зале в учебке.

— Я стремился к тому, чтобы зал походил на тот, в учебке стражей, который ты видела каждый день. Чтобы тебе было комфортнее, — поясняет Морис. — Я даже выкрасил стены той же краской.

Я скептически смотрю на него. Точно такой же краской выкрашена половина Муравейника. Тем не менее, очевидно, что Морис, дав нам с Паломой выбирать, все же готовился к тому, чтобы привести сюда именно меня.

А Морис продолжает вдохновенно показывать мне, чем оборудовал помещение, рассказывает в подробностях, как будет меня мыть, кормить, следить за моим здоровьем. Открывает шкафчики с собранной им для меня библиотекой, фильмотекой и аудиотекой. Я слушаю в пол уха, думая о своем. Совершенно очевидно, что пока он в этом костюме, мне с ним ничего не сделать. Попробовать поломать собранное им оборудование? Эта слишком мелкая пакость ничего мне не даст.

Проведя для меня подробную экскурсию, Морис включает электрический чайник и снимает салфетки с вазочек с пирожными и печеньем, с филигранной точностью двигая своей громоздкой механической рукой. Я сажусь на стул, с ненавистью следя за тем, как он двигается по залу, что-то доставая, подключая и проверяя.

— Кстати, зал полностью изолирован от внешних шумов, так что по ночам тебе будет не страшно, — говорит Морис промежду прочим.

Вот так, а мне уже показалось, что я слышу чей-то вой, раздающийся снаружи, со стороны свободы.

— Вот и все, — Морис поворачивается ко мне спиной, чтобы достать из шкафчика уже известный мне прибор. — Ты хочешь, чтобы я тебя усыпил, как остальных, для прохождения процедуры?

Вместо ответа я разбиваю об шкаф блюдце со стола. Не знаю, можно ли получившимся осколком себя зарезать, но ничего другого все равно нет.

— Что ты сделала? — спрашивает Морис встревоженно.

— Ничего особенного, — я подношу осколок к своему горлу.

— Не надо, — выплевывает Морис. Его массивный костюм подбегает ко мне, а у меня не хватает духу вот прямо так убить себя, но я режу себе ладонь. Получается довольно глубоко, крови сразу появляется много. Окровавленную ладонь я впечатываю с размаху в ненавистное лицо, искаженное яростью. Оно, правда, смотрит на меня из-за прочного экрана, но кровь размазывается прямо по нему. Теперь от вида крови Морису никуда не деться.