Мышь в Муравейнике

Сориентировавшись, мы продолжаем путь в направлении выхода на платформу. Ведь, собственно, только там и можно покончить с собой, сбросившись в бездну.

Мы в очередной раз останавливаемся у выхода в зал, если его еще можно так назвать. Впереди отчетливо по каменной крошке слышны запинающиеся шаги. Лекс жестом предлагает на этот раз самим притаиться в темном углу, и мы едва успеваем пригнуться за пошедшей трещинами перегородкой, как по проходу мимо проносится человек. Он торопливо переступает босыми ногами и резко останавливается в нескольких метрах от нас. На нем только старые грязные штаны, перемазанные веществом, которым тут все посыпано. На голой спине множество красных шелушащихся пятен. Они поднимаются по шее на затылок и занимают часть головы. Там где их нет остались темные волосы с проседью. Смотрится жутко.

В том положении, в котором я застыла, крайне неудобно, но, боюсь, из-за малейшего движения захрустит крошка под ботинками и нас выдаст. Больной мужчина между тем переминается с ноги на ногу, очевидно жадно вслушиваясь в тишину. В итоге хруст таки раздается, но не от нас. Тем не менее, мужчина разворачивается и мы видим его распухшее искаженное донельзя лицо. Волосы из бороды почти все выпали и только из небольших островков выходят длинные пряди. Глаза очевидно слепы. Неровной походной он снова проходит мимо нас и слышно как он удаляется почти бегом.

Я уже видела такое, — вспоминаю я, огибая укрытие. — В психиатрическом отделении. Тот несчастный, в камеру которого я по ошибке заглянула. Только у того еще не было пальцев.

Мы смотрим как бедный человек на всех парах несется прочь. Наверное, все же стоит сообщить о нем, может его все-таки как-то смогут вылечить или хотя бы облегчить его участь? Едва успеваю задаться этим вопросом, как мужчина вдруг исчезает.

Удивленные, мы с Лексом бежим в ту же сторону и тормозим перед большим прямоугольным провалом в полу. Заглядываю вниз, и дна мне увидеть не удается. Лекс тут же достает фонарь, луч ощупывает стены глубокой шахты. Посмотрев же вверх, мы видим такой же четырехугольник, но закрытый пленкой.

Но самое странное пожалуй то, что по стенкам этой шахты змеятся похожие на гигантские вены, толстые гладкие на ощупь шнуры. Более тонкие, ответвляющиеся от основных сосуды, покрывают стены плотной сетью, делая ее почти черной. Самые тонкие сосудики, кажется, уходят внутрь камня.

Заброшенная шахта лифта? — предполагает Лекс. Мы тратим много времени на то, чтобы осмотреть разрушения вокруг и представить, частью чего эти обломки могли быть, потом сориентироваться на схеме в планшете Лекса. — Я так понимаю, это часть замурованных ходов, которые ни для чего сейчас не используют, — резюмирует друг наконец.

И куда же этот человек тогда упал?

В бездну, — предполагает Лекс.

Пока мы сидели на месте, выясняя этот вопрос, мы слышали разнообразные шорохи вокруг. Кто-то несколько раз подходил и снова удалялся, но так и не вступил с нами в контакт, уж не говоря о том, чтобы попробовать причинить нам вред. Это как-то успокаивает.

Так толком и не разобравшись с шахтой, идем дальше и через несколько минут выходим на платформу. Здесь все выглядит так, как будто платформу уровня выше кто-то откусил гигантскими челюстями. Повсюду горы каменной крошки, и плесень засыпанная химией. Конструкции, подпирающие следующий уровень, смотрятся чуждо, намекая на то, что Муравейник строил совсем не тот народ, что населяет его ныне.

Лекс первым перебирается через насыпь, образовавшуюся из остатков верхней платформы и сразу выходит на небольшой выступ обгрызенной нижней. Он находится примерно посредине разрушений и высовывается как язык изо рта. Напротив, через рукав бездны видны лишь бесконечные ряды складских помещений.

Наверняка, это и есть то место откуда все прыгают, — друг разводит руки, подходя к самому краю, словно собирается спланировать оттуда на воображаемых крыльях. Я тоже подбираюсь к краю и смотрю вниз на предмет пролетающего мимо автобуса. Сейчас мне и представить тошно, как вот так вот можно броситься в бездну, а ведь совсем недавно именно это я и сделала. Но тогда мне неожиданно повезло, и мое падение в никуда прервал вовремя появившийся общественный транспорт. — Отличное место для самовыпиливания, — продолжает Лекс. — Много воздуха, тихо, без зрителей. Никто не торопит, можно спокойно постоять подумать.

Действительно, шикарное место, и ясно, почему оно приобрело соответствующую популярность. Но не понятно, что нам это дает в контексте нашего дела. Что можно предпринять дальше? Попытаться поговорить с теми странными шныряющими по зоне личностями?

Пока стоим и думаем, пялясь в бездну, слышим позади себя уверенно приближающиеся шаги. Можно не сомневаться, что они по нашу душу.