Мышь в Муравейнике

Я ни в коем случае не помогу вам связаться с этими людьми, — отчеканивает библиотекарь. Мы порываемся уйти, но он еще не закончил. — Мне и так придется провести остаток жизни в осознании того, что именно своей помощью Стоуву я разрушил ему жизнь, а возможно и жизнь моей дочери! — эмоционально произносит он. — Полагая, что он уже достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения, я фактически подтолкнул его незрелый разум на путь саморазрушения!

Пока библиотекарь в разных вариациях обвиняет себя в гибели Стоува, мы с Лексом молча слушаем. Я мучаюсь в попытках понять, как надо вести себя в такой ситуации, куда деть взгляд. Смотреть в буквально искаженное страданием лицо Фергюса как-то неловко, в сторону невежливо. А какие эмоции должно выражать мое собственное лицо? Сочувствие, вежливое внимание или раскаяние в том, что мы завели этот разговор? Или может ужас осознания в какую жуткую ситуацию мы пытаемся снова его втянуть? Лекс выбрал раздражение и упрямство.

Если вы нас сведете с кем-то, кто может заинтересоваться золотыми сердцами, это нам очень поможет прояснить это дело до конца, — говорит Лекс, как будто пропустил все излияния библиотекаря мимо ушей.

Яростно взглянув на моего друга, Фергюс тяжело вздыхает, стараясь удержать себя в руках.

Мое содействие убило Стоува, и я не собираюсь вновь… — жестко проговаривает он.

Да мы не знаем, что убило Стоува и убило ли! — возражает Лекс. — Одни непроверенные предположения! Ни одного долбаного факта!

Значит так! — Фергюс подскакивает с места и мы тоже. Очень похоже, что пора отсюда бежать! Пора было до того, как Лекс заговорил. — Я не только не посодействую вам в этом вопросе! Если я узнаю или мне покажется, что вы не бросили свое любительское расследование, я сразу же уведомлю о нем стражу и ваши гильдии! Предупреждаю, уши у меня везде!

Мы с Лексом выскакиваем из кабинета библиотекаря, при этом Лекс тщетно пытается скрыть наглую ухмылку, которая разозлила бы Фергюса еще сильнее, хотя не уверена что это возможно. Этот тихий интеллигентный человек чуть не запулил нам вслед ту толстенную книгу, только в последний момент сдержался и просто грохнул ее об стол. Мне самой легче — у меня выражение благоговейного страха на лице появляется само и по любому поводу. И вот оно тут как раз к месту.

Когда мы вылетаем на платформу и останавливаемся в стороне от входа в библиотеку, чтобы обсудить впечатления, Лекс прежде всего тщательно оглядывает все вокруг.

Не видишь, уши библиотекаря нигде не торчат?

Они могут выглядеть как угодно, — смотрю я на веселящегося друга.

Помнишь, я предупреждал, что он нас пошлет? — Лекс непринужденно облокачивается на ограждение платформы. На этом уровне оно из толстого крашеного в золотистый цвет пластика. Рядом в кадке стоит пушистая ель, ветви которой украшают блестящие шарики.

Мне кажется у него на столе стоит другая фотография.

Лекс перестает разглядывать елку и снова смотрит на меня.

Я не обратил внимания.

Она находилась к тебе спиной. Но это была почти такая же фотография. Фергюс с дочерью на фоне шкафа с коллекцией, только лица крупнее.

Ха, — лицо Лекса становится серьезнее. — Интересно. Он счел необходимым поменять фотографию.

В коллекции не было золотого сердца, ведь так?

Не было. Сегодня по крайней мере, — уточняет Лекс. — Если оно было там раньше и попало на старую фотографию, дело принимает интересный оборот.

Само по себе это ни о чем не говорит. Могло статься, что такой камушек был у Фергюса раньше, а теперь, узнав что Стоув погиб, охотясь за чем-то похожим, библиотекарь спрятал свой, чтобы не навлекать на себя подозрения.

Или, — выделяет голосом Лекс, — библиотекарь убил упертого любовника своей дочери, чтобы тот не забрал ее к себе с шестидесятого уровня на тридцатый, где бедная больная девочка не смогла бы получать привычного ухода. Заодно, уделав одного зайца, Фергюс прибрал другого в свою коллекцию.

Проверять-то мы это как будем?

Я бы предложил сходить поглядеть на белый сектор, в котором Стоув якобы самоубился. Не знаю, правда, что это нам даст, — Лекс задумчиво чешет оставшиеся после допроса у искателей болячки прямо сквозь рубашку. — Но вдруг на месте основных событий на нас вдохновение нападет.

Давай, только мне нужно стирку вынуть и в сушилку перебазировать.

Да, мне тоже нужно кое-что для главнюка сделать, — кивает Лекс.

Что? — возмущаюсь я. — А нельзя этим было сначала заняться? С походом в библиотеку можно было и подождать, — нет, ну Лекс доиграется когда-нибудь.

Да с главнюком тоже. Он и не настаивал, чтобы я сразу куда-то бежал, — отмахивается друг.