Он только тяжело вздохнул и ничего не ответил. А я продолжил свой путь. Впереди показался особняк Намцевича. Метров за пятьдесят до него перед моими ногами от автоматной очереди забурлила фонтанчиками земля. Я высоко поднял над головой палку с белым платком и остановился. Потом уверенно зашагал дальше. Больше не стреляли. Подойдя к самым воротам, я увидел охранника с косичкой на затылке, который держал меня под прицелом.
– Позови хозяина, – сказал я. – Хочу поговорить.
Он молча кивнул головой, но не сдвинулся с места.
А от особняка уже шел к воротам сам Намцевич, приветливо помахивая мне рукой.
– Дорогой гость, – сказал он, широко улыбаясь. – Если бы вы только знали, как я рад! А что это у вас за палка с тряпкой? Никак, в парламентера играете? Так мы же с вами вроде бы и не ссорились?
– Ага, дружки неразлучные, – согласился я. Ворота открылись, и меня впустили внутрь. – Поговорим здесь, Александр Генрихович?
– Зачем же тут? На балконе, там нам и кофейку подадут.
Мы поднялись с ним на второй этаж. В особняке его было как-то безлюдно, я заметил только четырех охранников. Где остальные? Где пленники?
– Вас, очевидно, интересуют ваши друзья? Одного из них вы сейчас увидите, – усмехнулся Намцевич.
Так и произошло. Буквально минут через пять на балкон, где мы сидели за столиком, вышел Сеня Барсуков с подносом, на котором стоял кофейник, чашки, сахар и все прочее. Выглядел он как прибитая собака, виляющая хвостом. Поставив поднос на столик, он выпрямился, смущенно кашлянул.
– Много тебе здесь платят, Сеня? – спросил я. – Или жратвой берешь?
– В отличие от вас, он разумный человек и сделал правильный выбор, – отозвался Намцевич. – Вам бы последовать его примеру, а не тягаться со мной силой. Вы еще не знаете, на что я способен. Идите, Сеня, вы свободны.
– Как там Маша? – спросил Барсуков, не глядя на меня.
– Считает, что ты умер. И я не буду разуверять ее в этом.
– Ну и… катитесь! – Он повернулся и торопливо пошел прочь. А Намцевич, взяв кофейник, налил мне чашку, но я к ней даже не притронулся.
– Давайте о деле, – сказал я. – У вас находятся дочь священника и Марков. Предлагаю вам обменять их.
– Это на что же? На мыльные пузыри?
– На вашего сына Максима. Я спрятал его в надежном месте.
Впервые я увидел, как перекосилось лицо Намцевича. Одним уголком губ он продолжал улыбаться, а другой пополз вниз. С минуту он находился в замешательстве.
– Я должен был это предусмотреть, – произнес он наконец. – Значит, учитель решил подписать себе смертный приговор? Его воля. Где Макс?
– Я же говорю: у меня. Но вам его не достать. Будете меняться?
– Двоих на одного? Не многовато ли будет? Давайте так: девочку на мальчика. Это справедливо.
– Вам ли толковать о справедливости, Александр Генрихович? Не гневите Бога.
– Довольно. А вы, оказывается, умелый игрок. Где состоится обмен? – деловито спросил он.
– Возле моего дома. Но с вами должно быть не больше двух человек. Если же вы захотите напасть на нас, то погибнем и мы, и ваш сын.
– Хорошо, это меня устраивает.
– Через час, – сказал я.
– Чем больше я на вас смотрю, – произнес вдруг Намцевич, – тем больше вспоминаю вашего деда, Арсения Прохоровича. Такой же был уверенный в себе человек. И тоже предложил мне как-то обменяться… Думал, выиграет.
– Я знаю. Вы продали ему Валерию.
Намцевич удивленно вскинул брови.
– Вот как? Какой же вы все-таки проныра, Вадим Евгеньевич. И с Валерией уже успели переболтать. Я так и знал, что это вы пролезли ночью в мой особняк. Как вор.
– Вор – это вы. Вы же украли старинные рецепты деда?
– Нет, мы честно договорились.
– А потом вы его убили.
– Да кто вам вообще сказал, что он мертв? – усмехнулся Намцевич. – А если он уехал в Америку и зарабатывает там сейчас большие деньги, ведь он умница.
– Вряд ли бы вы выпустили его живым, – покачал я головой.
– Вы меня переоцениваете. Мне нужны только рецепты, а не ваш дед. А для этих рецептов нужны живые люди.
– Зачем?
– Много будете знать, Вадим Евгеньевич, быстро состаритесь. Вон и так уже поседели.
– Зачем вам живые люди? – повторил я, начиная кое о чем догадываться. Неужели некоторые рецепты деда были основаны на использовании человеческих органов? Если это так, то тогда понятно, почему Намцевич хочет превратить Полынью в большую лабораторию с живыми донорами. Я вспомнил, что в средние века маги и алхимики также использовали людей для своих опытов, для приготовления колдовских мазей и лекарств. Им требовалась еще теплая кровь, дымящееся сердце, печень, семенники, почки. И все это ради того, чтобы продлить свою жизнь, вернуть молодость, обрести силу, заглянуть в бессмертие…
– По глазам вижу, что вы уже догадались, – улыбнулся Намцевич. – А смышленость – большой порок. Прямой путь к могиле.
– Не надоело пугать? Я вас не боюсь.
– А зря. Вы знаете, ваш покровитель отступился от вас. Теперь вы обречены. У меня развязаны руки.
– Прощайте. Мне пора, – произнес я и поднялся. – Встретимся через час.