На пороге стоял бородатый и обросший мужчина с красным, обветренным лицом. В руке он держал ведерко, в котором плескалась рыба.
– Принимайте! – произнес он. – Это вам подарок от всех нас. Свежая, только что поймана. Я – Валентин, мой брат вам рассказывал обо мне.
– Очень рад… Но зачем же? Я заплачу.
– Нет. Пусть это будет как бы в память об Арсении. Он очень много для меня сделал. Можно сказать, на ноги поставил, когда я плашмя лежал.
– Ну, спасибо… Хотите выпить?
Рыбак отрицательно покачал головой.
– О чем вы хотели меня спросить?
– О деде. Ведь это вы обнаружили первым его труп? В камышах?
– Я.
– И что дальше?
– Пошел к Громыхайлову. Мы его вместе и вытащили на берег, где посуше. Там он и лежал с полчаса, пока джип не подъехал. А потом его увезли на ледник, к доктору Мендлеву. Вот, собственно, и все. – Валентин замолчал, но я чувствовал, что он чего-то недоговаривает. Не хочет или боится кого-то?
– Валентин, давайте начистоту: вам что-нибудь показалось странным в утопленнике? Вспомните, это очень важно. Я подозреваю, что моего деда убили. А потом сбросили в воду. Были какие-то следы на трупе?
Рыбак тяжело вздохнул, поглядел на меня выцветшими на солнце бледно-бледно-голубымиглазами. В нем шла какая-то внутренняя борьба.
– Оставьте вы это, – сказал он наконец. – Ну да, была вмятина на виске… Я еще подумал, что его волной об камень ударило. Труп-то ведь долго в озере был. И носило его, и кидало, как мячик.
– А могли и живого стукнуть, – промолвил я.
– Могли, – согласился он. – Только кому это надо?
– А тому, кто вас предупреждал не рассказывать об этом. Ведь вас предупреждали? Кто?
– Люди Намцевича… – неохотно отозвался он. – Которые тело увезли.
– Почему?
– Не знаю. Сказали, чтобы я рот на замке держал.
– Слушайте, Валентин, а почему они у вас тут всем распоряжаются? Словно опричники. Чего вы терпите?
Рыбак пожал плечами, как будто это положение было вполне естественным. И если Советскую власть сменила власть Намцевича, то так и должно быть. Кто-то всегда доберется до шеи и усядется там, свесив ножки.
– Пойду я, – сказал он. – Будьте здоровы…
Я проводил его до калитки, а затем отнес ведерко с судачками к тетушке Краб. Она пообещала запечь их к обеду в тесте. А разглядев мой синяк, всплеснула руками:
– С кем это ты подрался, Вадим?
– Лошадь копытом звезданула, – ответил я.
– Это какая же лошадь? Микиты, что ли? У нас только она одна в поселке и есть. Только ведь старая уже, еле ноги волочит. Чем же ты ее раззадорил?
– Пучок горящей соломы под хвост сунул. Хотел посмотреть, что из этого выйдет.
– Врешь ты все, охламон, сочиняешь!
– Вру, тетушка, вру. Весь мир на лжи держится…
В одиннадцать часов я пешком отправился в уездный городок N. Солнце припекало, вдоль дороги тянулись высоченные сосны, а вокруг не было ни души. Если кто собирался меня убить, то идеальнее места не сыщешь. Как-то неуютно было идти, чувствуя, что где-то в зарослях может таиться враг. Я пожалел, что оставил дома ракетницу, которую прихватил из Москвы. Вещица почти безобидная, но пугнуть могла. Где-то на полпути я услышал за спиной тарахтенье мотоцикла. Повернувшись, я отступил к обочине. Вскоре показался и сам владелец этого незаменимого в сельской местности транспорта. Петр Громыхайлов в милицейской форме затормозил рядом со мной.
– Куда путь держишь? – строго спросил он. – По ягоды собрался? – Удивительно, но милиционер был совершенно трезв.
– В город, – ответил я, настороженно глядя на него. Я не забыл, что это именно он тащил тяжелое тело (деда?) вместе с кем-то из охранников Намцевича к озеру. И следователем по этому делу был его близкий приятель. Все здесь было как-то взаимосвязано, переплеталось, и концы клубка надежно укрывались от моих глаз.
– И мне туда же. Садись в коляску, подвезу… Откуда синяк? – спросил он, когда мы поехали.
– С водонапорной башни свалился.
– Это ничего, бывает… А может, вмазал кто?
– Может, и вмазал.
Я вдруг подумал, что одним из тех, кто на меня напал минувшим вечером, вполне мог оказаться и сам Громыхайлов. Судя по всему, он крепко сидел на крючке у Намцевича. Какую наживку он проглотил?
– Петя, а ведь ты влип, – неожиданно произнес я.
Громыхайлов слегка покосился на меня. Его борцовская шея напряглась.
– Ну-ка? Договаривай…
– Кое-кто видел, как ты тащил что-то в мешке к озеру. С одним из барбосов Намцевича. Накануне исчезновения деда.
Наверное, мне не стоило открывать свои карты раньше времени, но я не мог остановиться. Мне хотелось поскорее разрубить этот гордиев узел. Здесь, на пустынной дороге, мы были одни и… будь что будет.
– Кхе-кхе!.. – хохотнул милиционер. – Шутник ты, Вадим. Юморист эстрадный. А если мы козу в озеро бросили?
– Зачем?
– Бодливая была очень.
– Это не я шутник, Петя, а ты. Жванецкий прямо.
– А кто же нас видел? – поинтересовался милиционер.
– Девушка-Ночь.
– Кхе-кхе… Ладно, сам догадался. Не иначе как Мишка-Стрелец. Один он по ночам не спит… Нет, Вадик, ошибаешься ты. Я к смерти твоего деда не имею никакого отношения.
– А кто имеет?
– А вот этого я не знаю.
– Не знаешь или не скажешь?