Мышеловка а-ля 90-е

Стерва никак не реагирует на мои слова и продолжает сидеть неподвижно.

Я делаю два шага, осторожно приближаясь к ней.

– Ты бы хоть прикрылась. А-а не можешь? Ну я тебе помогу.

Кончиками пальцев я беру за подол юбки, пытаясь хоть чуть-чуть подтянуть её пониже, чтобы закрыть кружевные трусики. Оттягиваемый стрейтч пружинит и возвращается на своё место. Всё остаётся на своих местах, как в статичной картинке. Что-то здесь не так. Я поднимаю голову выше юбки и вижу, что…

Разорванная блузка окровавлена, на оголённом животе и под обрезом кружевного лифчика несколько темных пятен, будто древний школяр оставил на белом пергаменте несколько клякс. Голова Стервы неестественно запрокинута назад и мне видна только часть белой, тонкой как у лебедя шеи.

– Жанна…ты меня слышишь? Тебе не кажется, что это через чур? По- моему, ты переигрываешь.

Я чувствую, как мой голос превращается в шёпот. Во мне будто поселилась холодная змея, которая шевелится где-то изнутри, обвивая мой желудок. Моя рука с растопыренными пальцами застыла над неподвижным телом.

– Жанна ты чё…мёртвая что ли? – Этот странный вопрос сам собой срывается с моих губ. Странный, если задавать его живому человеку, ещё более странный, если спрашивать мёртвого, в надежде, что он подтвердит твою страшную догадку.

Жанна не отвечает. Она неподвижна как стальные трубы, переплетающиеся за её спиной.

Я осторожно опускаю руку и прислоняю подушечки пальцев к бумажно-белой шее. Пальцы обжигает холод. Ощущать этот холод намного болезненнее, чем в минус пятьдесят прикоснуться к стальной поверхности. Это очень больно и страшно ощущать холод от того, что должно быть тёплым. Я отдёргиваю руку и неопределённое время стою над телом. Мой взгляд залип на этой белой коже, и я не могу его оторвать. Усилием воли я беру себя в руки и начинаю осторожно отходить назад, шагаю, продолжая таращить глаза на неподвижную большую куклу.

Воткнувшееся в спину ребро открытой двери, выводит меня из комы. Я вздрагиваю, сломя голову пересекаю помещение котельной, через одну прыгаю по лесенкам, распахиваю дверь и оказываюсь на улице. Солнце обливает меня мягким теплом. Оно, улыбаясь, висит в зените безоблачного неба. Ему всегда весело, просто оно не знает, что существуют тёмные углы, в которых находятся остывающие тела.

Перебирая ватными ногами, я шагаю по грунтовой дорожке к банкетному залу. Всё точно так же: светит солнышко, поют птички, я в лоне благоухающего оазиса. Весь этот мир ещё не знает, что он перевернулся и ничего уже не будет таким, как прежде.

***

Я захожу в зал, падаю на стоящий вдоль стены, кожаный диван и закрываю глаза.

– Ну чё…разобрался со Стервой? Где она? – Задорный голос Поночки отделяется от гула других не менее весёлых голосов.

– Нет не разобрался…– говорю я, вяло перебирая онемевшими губами. – Наш друг разобрался с ней до меня.

– Что она тебе сказала? – Это уже голос Светки.

– Она…она ничего не сказала…она в образе.

– В каком образе?

– В том, в котором её оставил наш милый друг. В образе мёртвого человека.

– Слава, ты что…пошутил так? – голос Светки становится ближе.

– Ага…щас самое время шутить…– я ещё крепче зажмуриваю глаза и откидываю голову на спинку. – Серёга, расскажи нам подробнее о вашем плане. Вы что, договорились, что ты должен её убить? Странный у неё план. Или что-то пошло не по плану? А может у тебя был какой-то свой план?!

Раздаётся грохот упавшего стула. Видимо Буратина соизволил встать.

– Сява, ты чё несёшь? Она живее всех живых. Я только слегка ей по лицу съездил, ей даже не больно было…

– Ага…не больно…она просто умерла.

Падает ещё что-то из мебели , я слышу грохот топочущих ног, а потом всё стихает. Мне не хочется открывать глаза. Сейчас как никогда я хочу оказаться в постели своей московской квартиры.

– Слава…– голос Светки звучит еле слышно…она почти шепчет. – Слава, что происходит? – Холодная рука ложится мне на запястье.

– Я не знаю…Светик. Мне очень хочется верить, что это затянувшийся страшный сон. Давай проснёмся а?

– Слава…мне страшно!

Эта фраза заставляет мои глаза открыться. Её по-детски беззащитные глаза всего в нескольких сантиметрах от меня. Я обнимаю её, крепко прижимаю к себе.

– Ничего, Светик, прорвёмся…ещё ничего не ясно…

Действительно, может всё это продукт моей подорванной алкоголем и недосыпом психики. Сейчас парни вернутся и поднимут меня на смех.

«Ну Сява, блин! Перепугал нас всех! С чего ты взял? Да она жива и здорова!».

За дверью слышатся шаги, и мне очень хочется надеяться, что всё будет так, как я только что представил.

Вошедший первым Поночка, убивает во мне последнюю надежду. Держась обеими руками за голову, он направляется прямо к столу, хватает бутылку с вискарём и делает несколько глотков прямо из горлышка.

Следом вваливаются все остальные.

– Как так-то? Как так-то? – стонет Уксус.

– Парни, я вам клянусь, что оставлял её живой! – причитает Буратина, который заходит последним. – Она ещё улыбнулась…– его голос дрожит и обрывается.

Я встаю с дивана и снова начинаю ходить вдоль стола.

– Если не ты это сделал, то кто? Она сама?