Мыши

В тот год мой день рождения, 11 апреля, выпал на четверг. Накануне вечером, около шести, позвонила мама и сказала, что задержится – Блейкли опять попросил ее встретиться с клиентом, который может прийти только во внеурочное время (ты такая лохушка, Элизабет!).

Я рано закончила с уроками и занималась рисованием в столовой, но после звонка мамы решила не возвращаться к прерванному занятию, а вместо этого самостоятельно приготовить вкусный ужин. Я до сих пор с содроганием включала газовую плиту (после того, что случилось со мной в школе), но если слегка поворачивала ручку, то, поднося спичку к горелке, умела удержаться от крика. Я сварила спагетти «болоньезе», причем очень удачно, и уже собиралась накладывать себе тарелку, когда мама открыла дверь своим ключом.

– И что все это значит? – улыбнулась она, заходя на кухню. – Я думала, завтра твой день рождения, а не мой. —

Она поцеловала меня, и ее холодный нос отпечатался на моей теплой щеке.

– Ты замерзла, – сказала я, приложив руку к холодному пятнышку на лице.

– Да, погода портится. И начинается дождь.

Пока мама переодевалась, я поставила диск с «Богемой», сервировала стол, зажгла ароматические свечи. Потом открыла бутылку красного вина, наполнила два бокала, снова закупорила бутылку и убрала ее в шкафчик. Я уже усвоила урок – одного бокала вполне достаточно.

Мама спустилась в домашних брюках и уютном джемпере, как раз когда я закончила накрывать на стол. Мы подняли бокалы за «приближающийся день рождения» и чокнулись. Потом привычно обменялись впечатлениями о прожитом дне. Мама выиграла дело против местной автобусной компании, на что, откровенно говоря, даже не надеялась; Блейкли накричал на нее в присутствии Бренды и Салли за то, что утром она принесла ему в суд не ту папку (мама сказала, что принесла ему папку, которую он просил). Я рассказала о том, как сражалась с уравнениями, которые задала миссис Харрис, но справилась лишь с тремя из десяти; из альбома Гойи я скопировала картину «Сон разума рождает чудовищ», и хотя ноги спящего мужчины получились у меня слишком короткими, совы, летучие мыши и кошки – те самые чудовища, угрожающе подкрадывающиеся к нему, – вызывали у меня искреннее восхищение.

За ужином я заметила, что взгляд мамы периодически задерживается на моем лице.

– Что? – спросила я. Из-за шрамов я стеснялась своего лица и не выносила пристальных взглядов.

– Ничего, – мечтательно произнесла она в ответ. – Мне просто не верится, что завтра моей маленькой девочке исполнится шестнадцать лет. Шестнадцать! Кажется, только вчера я кормила тебя грудью.

– Пожалуйста, мама, ведь я ем!

– Время летит так быстро, – вздохнула она, медленно качая головой. – У тебя всегда был хороший аппетит, ты никогда не отказывалась от груди.

– Мам, ты ведь не собираешься устраивать вечер памяти, правда?

– Нет, нет, если тебя это так смущает… обещаю, что не ударюсь в воспоминания времен грудного вскармливания…

Я как раз сделала глоток вина и едва не поперхнулась от смеха. Когда я успокоилась, у мамы был все тот же мечтательный взгляд.

– Завтра мы устроим настоящий праздник, Шелли. Поедем в какое-нибудь красивое местечко.

– Это лишнее, мама.

– Перестань. – Она задумчиво выписывала пальцем круги в маленькой лужице вина на столе. Когда она снова заговорила, ее глаза были влажными.

– Я хочу попросить у тебя прощения, Шелли.

– За что?

– За то, что не уберегла тебя. Не защитила от тех ужасных, ужасных девочек.

Меня душили слезы, и мой ответ прозвучал еле слышно:

– Ты ведь не знала.

– Но должна была знать. И сделать так, чтобы ты могла прийти ко мне со своей бедой.

Я тупо рисовала вилкой узоры в соусе для спагетти.

– Как ты думаешь, Шелли, почему ты не решилась рассказать мне?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Я была как будто… парализована. И мне было очень стыдно.

– Знаешь, для меня это больнее всего… то, что ты не почувствовала потребности довериться мне. В этом моя вина. Я была слишком занята своими переживаниями после развода, да и работой тоже. Я отгородилась от тебя.

Я знала, что мама здесь ни при чем – это я решила скрыть от нее факт травли, – но в то же время в глубине души было приятно, что она винит себя в случившемся.

– Иногда мне хочется, чтобы ты не была похожа на меня, Шелли.

– Не говори так, мама.

– Я имею в виду, мне хочется, чтобы ты была более открытой… более… – Она никак не могла подыскать правильные слова. Видимо, то, что она хотела сказать, было слишком сложно, мучительно для нее. Она оставила попытки сформулировать свою мысль и с мольбой посмотрела на меня: – В этом мире так тяжело жить, Шелли!

Она смахнула со щеки невидимую слезу и попыталась улыбнуться, но тут выражение ее лица изменилось, и сама она как будто съежилась от некой тягостной мысли, вдруг пришедшей в голову.

– Может, зря мы сюда переехали. Может, не надо было забирать тебя из школы. Может, было бы лучше, если бы мы попытались противостоять…

– Нет! – Меня охватила паника. – Я не хочу обратно в школу!

Мама потянулась ко мне через стол и взяла меня за руку.