Мыши

— К бою! — затрепетала команда в воздухе и в наушниках; захлопнулись люки оливковых чудищ.

— Сейчас будет фарш из мышатины! — злорадно сказал некий полковник, наблюдая со второго этажа над Елисеевским гастрономом за приближением противника. — Бейте огнеметами! — велел он в радио и заметил окружающим:-Думаю, после этого боя в округе не окажется даже одной гребаной разбитой витрины!

Серое воинство шло навстречу смерти, приближаясь к грозному ряду машин. Внезапно сплошная колонна разделилась на две, каждый поток повернул к своему краю тротуара, и две серые колышущиеся ленты, словно вода, стекающая с асфальта после дождя, нырнули в прямоугольные отверстия стоков, притаившиеся у границы мостовой, отмеченной бордюрным камнем. Густая мышиная масса продолжала наступать, но исчезала теперь в канализации, не достигнув роковой черты, за которой ее ждал фатальный приказ "Огонь!"

Видя, что противник ускользает, офицеры занервничали. Из люков высовывались их растерянные лица, а по невидимым радиоволнам понеслись неслышные голоса: "Что делать?.. Какой приказ?.." Наконец приказ был дан: "Огонь!" Тут же вдоль улицы упали огненные струи, и там, где они накрыли серые колонны, в воздухе заструился черный дымок.

Огнеметы успели дать только один залп: мышиная рать тут же рассеялась, ныряя в канализационные отверстия. Через минуту на улице остались лишь неподвижные трупики и дергающиеся в агонии обугленные тельца.

Глаза военных напряженно искали исчезнувшего противника. Наконец какой-то лейтенант, то есть представитель наиболее сообразительного — младшего — офицерского сословия, догадался:

— Заводите машины! Сейчас же отгоняйте машины! Следите за стоками!..

Но уже из других зарешеченных литым чугуном отверстий, находящихся в гуще войск, потекли обратно наружу ручьи серых тел, исчезая под брюхами танков и между колес у прочей техники. Захлопали выстрелы, но поздо, поздно! Внезапно резко запахло бензином, из-под капотов двух грузовиков пополз дым — и почти тут же вылетело с шумом яркое пламя. Вот загорелся еще один грузовик… Потом запылали бронетранспортеры… С криками побежали люди. С ревом стали заводиться и расползаться танки. Всё смешалось, как в испанском омлете.

Один танк дернулся и встал. Рядовой Ершов вылез из недр машины на броню и заглянул в решетку двигателя. Он сразу почувствовал острый запах хлещущей солярки. Тут же тоненький голос прокричал из темноты что-то торжественно-прощальное, сверкнул огонек — и выметнулось пламя, опалившее рядовому Ершову лицо. Он скатился с брони на асфальт. Минут через пять осторожно открыл глаза. Всё нормально, просто морду обожгло. Когда поднялся — вокруг горела техника, где-то рвались патроны и бензобаки. Ершов огляделся: куда бежать? Повсюду сновали мыши. Несколько зверьков остановились и в упор уставились на рядового. Ершов поднял руки:

— Сдаюсь!

Проворно по одежде на него тут же взобралось одно из существ и пропищало в ухо немного не по-русски:

— Вы пленный. Идите, следуя моим указаниям.

Ершов пошел в плен, а победитель стоял на его плече, держась за воротник.

33

Профессионал не имеет права рисковать добытой ценной информацией. Поэтому Комову, который действовал теперь в одиночку, был нужен для подстраховки помощник. Сомнений насчет того, кто им должен быть, у Алексея не было: конечно Марат! Получив обещанную Лялиным премию, Комов отдал другу половину долга, и мог теперь обращаться к нему с чистой душой.

Халиулин обрадовался Комовскому голосу.

— Как ты там? Вовремя ты смотался, у нас тут сумасшедший дом! Я думал, ты уже давно упаковал чемоданы, как все приличные люди.

— Ты будешь смеяться, но я об этом даже не думал. У меня тут свои… как бы тебе объяснить…

— Выкладывай, — велел Марат.

— Надо было разобраться кое в чем в деле профессора Цаплина. Вот я и выклянчил отпуск.

В чем конкретно он хотел разобраться в деле профессора Цаплина, Комов не смог бы объяснить даже под пытками. Просто было нечто сверхъестественное в этом расследовании, бросить которое было выше Комовских сил. От дела фальшивого индуса легко бы отказался, прапорщика-бомбиста забыл бы с радостью, как дурной сон. Профессора же Цаплина, даже отнятого начальством, не собирался уступать.

— Очень интересно, — сказал Марат. — Смотри только, чтобы тебе голову не оторвали!

— Тебе на самом деле интересно?

— Так, — констатировал Халиулин. — Поступило деловое предложение.

— Скорее, дружеское. Сгонять завтра со мной в одно место.

— В качестве доктора Ватсона или следственной бригады?

— Назови как хочешь.

На другом конце линии повисло молчание.

— Может, денька через два? — наконец спросил Марат.

— О чем ты! Какие два денька! Это очень срочно!

— Будь вместо меня кто-нибудь другой, он бы решил, что с ним говорит спаситель человечества.

— Значит, не можешь мне помочь?

Марат помолчал, потом сухо спросил:

— Ты читал, что они пишут?

— Кто?

Ах, да, понятно, кто. Марат ведь, так сказать, из этих, из народов, подверженных исламу.

— Извини, я не очень хорошо разбираюсь в религиозных тонкостях. Боюсь, что у всех нас бог скоро будет один. С хвостом.