Мыши

— Сам буду, — оборвал Комов распоясавшегося урку. — А ты свободен. На такси дать?

— Обойдусь как-нибудь. Смотри, девушку не обижай. А вы, — велел Корявый Лизе, — если этот барбос плохо будет себя вести — сразу ко мне. Он теперь замазанный, мы его вмиг зашухерим своим же ментам!

Чтобы прекратить это безобразие, Комов взял Лизу за руку, втащил в квартиру профессора Цаплина и захлопнул дверь.

Внутри был плохой, застоявшийся воздух.

— Чувствую, давно здесь никого не было. Насчет поликлиники ребята из ФСБ тоже не догадались, — непонятно для Лизы прошептал Комов.

— Почему — тоже?

Вместо того, чтобы ответить на этот законный вопрос, Алексей принялся нащупывать выключатель, и когда в прихожей засияла наглая голая лампа, сказал уже нормальным голосом:

— Вот мы и в логове врага.

— Прямо удивительно, что Николай сумел так легко открыть дверь. Как он это сделал? — сказала Лиза, всё еще завороженная мастерством Корявого.

— Везде свои професссиональные секреты, — пояснил Комов. — В балете, например, танцовщик умеет прыгнуть так, чтобы приземлиться точно с окончанием музыкальной фразы.

С крюков убогой вешалки свисали оливковый плащ и брезентовая куртка; на полу под ними, словно брошенные дети, толпились резиновые сапоги, старческие тапочки в клетку и ботинки, которые вышли из моды так давно, что грозили вскоре снова стать модными.

— Не очень-то похоже на жилище повелителя мира, верно?

— А ты ничего не перепутал? — осторожно спросила Лиза. — Может это вовсе не он? Или квартира не та?

— Сейчас разберемся, — пробормотал Комов.

Внутренние покои убежища профессора Цаплина тоже не поражали роскошью. Даже наоборот. Главное место в единственной комнате занимал заваленный бумагами стол. Ни телевизор, ни кресло — ничто не отвлекало профессора в этом доме от его великой цели. Увидев этот стол и компьютер на нем, Алексей ощутил предвкушение великих открытий. Перед ним был бесценный архив человека, захотевшего перевернуть мир — и уже почти сделавшего это.

На железной коробке системного блока компьютера стоял фотопортрет в скромной рамке. Комов узнал седой ежик, виденный в театре. Лиза тоже узнала.

— Смотри-ка! Это на самом деле он!

Алексей подобрал толстую тетрадь и перелистал несколько страниц, исписанных нервным профессорским почерком.

— А ведь Николай был прав насчет баулов, — сказал он. — Куда всё это будем пихать?

В поисках сумки или, на худой конец, пластикового пакета, они заглянули в шкаф, под диван, в тумбочку для белья и даже в холодильник на кухне, который тут же в ужасе снова захлопнули.

— Ничего, возьмем занавеску из ванной, — сказал Комов. — Не из простыни же узел вязать!

В ванной занавески не оказалось. Собственно говоря, там вообще ничего не было, кроме куска мыла, куцего полотенца, зубной щетки и аккуратно выдавленного до половины тюбика зубной пасты, висящего на полочке вниз головой — признак педантичности и бережливости.

— Тогда придется забрать у профессора штору, — решил Комов.

Он подошел к окну и пощупал мрачное полотно невнятной расцветки, словно опасался, что оно рассыпется у него в пальцах.

И вдруг он отскочил от окна, словно обжегся о пыльную материю, больно схватил Лизу за руку и потащил за собой так стремительно, что она чуть не упала.

— Что такое? — пролепетала Лиза, чувствуя, как от вкрадчивого смрада профессорской квартиры и языческого страха перед какой-то необъяснимой жутью, происходящей вокруг, перестают слушаться ноги.

Обхватив девушку за талию, и увлекая в прихожую, Комов придушенным конспиративным голосом сипел ей в ухо пугающе непонятное:

— Они здесь! Скорее! Надо спрятаться!

Едва они выскочили из комнаты, добрались до выключателя в прихожей и погасили свет, как позади раздался хлопок, похожий на взрыв петарды, а затем неприятный звук осыпающихся стекол. Лиза схватилась за ручку входной двери, но Комов мягко удержал ее, зашептав:

— Подожди. Молчи и не двигайся.

Уже было слышно громкое стрекотание, словно исходящее от допотопной швейной машинки. Потом с этим стрекотанием слилось другое. И еще несколько.

— Это вертолеты… — почти беззвучно сказал Комов Лизе в ухо. — Интересно, зачем они прилетели?

Лизе было совсем не интересно, но она боялась раскрыть рот, чтобы рассказать об этом. Откровенно говоря, она боялась даже дышать.

Слава богу, что Корявого вовремя отправили обратно, а то бы он либо обделался от страха, либо — что еще хуже — заорал.

Между тем стрекотание стало одно за другим умолкать. В конце концов умолкли все стрекотания и наступила пауза, наполненная шуршанием ветра в бумагах. А потом полилась тихая музыка, какой ни Комов, ни тем более Лиза, никогда в жизни не слышали. Тихий скрип дверных петель; похрустывание сухарика; стон метели в щели под дверью; колокольчик горошины, скатившейся в недрах буфета по каскаду уютно сложенной посуды… Вот что чудилось в этой музыке. Если, конечно, догадаться, что это была именно музыка.