Мышка для Тимура

Мать не было жалко, честно. Она сделала свой выбор, и я никогда не считала, что должна ей что-то… Но все равно, было жутко, что их могут там просто убить.

Потому и медлила. И работала. И даже думала, что получится избежать ненужного… Общения.

Дура, да.

Почему-то Тимура на мне зациклило. Меня, собственно, тоже, но про меня-то все понятно: уже говорилось, что дура. Ничего нового.

А вот его почему?

Странно вообще. Очень странно.

И так удивлялся, когда я про эту бабу упомянула… Словно… Не помнил? Но нет… Не до такой же степени…

Ладно, об этом будем думать позже. Потом.

А сейчас — делаем ноги.

Мышь убежала от кота

На Арбате я оказываюсь чисто случайно. Сама не понимаю, каким образом туда ноги приносят.

Такое бывает, когда голова отрубается напрочь.

Вроде, куда-то шла, вроде, куда-то ехала, потом опять шла… бездумно совершенно, не понимая, в какую сторону топаю и зачем это все делаю.

Мозг, лихорадочно напрягшийся в последние полчаса, а до того — полностью насильно вырубленный, работал со сбоями, что было вполне логично и объяснимо.

Арбат шумит.

Он всегда шумит.

Иду, разглядывая лотки с товарами. Останавливаясь возле развалов и картин, слушаю выступления певцов и музыкантов.

И отрубаюсь от реальности еще больше, ощущаю себя песчинкой, смешной и бессмысленной, в море пустыни.

Меня просто ветром несет, несет, несет…

И вой ветра этого, его сухой шелест, на который похож многоголосый шум толпы, неожиданно прорезает чистая нота скрипки.

Она пронзительная настолько, что бьет по сознанию, словно молнией прошибает.

Останавливаюсь. А затем целенаправленно иду на звук.

Просто иду на звук.

И пару минут удивленно моргаю, рассматривая темноволосую, безумно красивую скрипачку.

Мелодия, струящаяся из-под смычка, настолько совпадает с моим настроением, что становится страшно. Она — плывущая, тяжелая и обнадеживающая одновременно. Она — правильная.

Моя.

Надо бы уйти, просто развернуться и уйти, пока есть даже ничтожный шанс, что меня заметят…

Но не могу.

Стою, словно завороженная, сжимаю ремешок сумки и слушаю.

Что мокрые щеки, замечаю только когда нос забивается, и дышать становится тяжело.

Музыка летит, погружается в меня, и кажется, даже что-то перестраивает внутри, как опытный настройщик пианино, правильно воздействует на инструмент, добиваясь идеального звучания.

И мне просто необходимо стоять здесь и слушать, это целебно, это лечит.

Занятая своими ощущениями, не сразу понимаю, что музыка звучит уже только у меня в голове, а передо мной стоит скрипачка.

Аля. Сестра Тимура.

Поднимаю на нее взгляд. Ничего сказать не могу, голоса нет. И только слезы текут по щекам, прямо на губы, а потом на шею, и это некрасиво и смешно.

Надо развернуться и уйти. Не позориться.

Но Аля не позволяет.

Резко прижимает меня к себе, обнимает.

И я… Я не выдерживаю этого простого дружеского участия. Плачу, как в детстве, когда еще думала, что мамины руки уберегут от беды.

Аля не говорит ни слова, просто гладит, обнимает меня… Позволяет выплакаться.

И ждет, пока слезы стихнут.

Вокруг нас сначала образовывается небольшая толпа, но затем она рассасывается. В самом деле, ничего интересного, ну плачет взахлеб какая-то истеричка…

Мало ли таких?

— Пойдем, — коротко комментирует мое состояние Аля и вытирает с моих щек слезы.

Берет за руку и ведет куда-то.

И мне сейчас не важно, куда. Мне хочется идти за ней.

Через полчаса, сидя на кухне и прихлебывая из здоровенной чашки вкусный травяной чай, я как-то незаметно и очень спокойно рассказываю Але свою глупую историю. Всю. От начала и до конца.

Удивленно замолкаю, осознав лишь в финале, что весь рассказ занимает от силы десять минут.

Вот как… Столько эмоций моих, столько нервов, дней счастья, дней несчастья… Все это — лишь краткий отрезок времени, совершенно несопоставимый с большой, сложной жизнью… Такое сравнение успокаивает получше травяного чая, я выдыхаю наконец, только сейчас осознавая, насколько напряжена.

Аля сидит напротив, ее сын, веселый вихрастый Данька, азартно рубится в комнате в приставку, только возгласы победные слышны.

— Ну что сказать… — Аля задумчиво вертит в пальцах ложку, и я понимаю, что, наверняка, зря вот так все рассказала. Она — сестра Тимура, пусть и двоюродная, но общаются они хорошо… И тут я, не пойми кто, пришла жаловаться на ее брата… — Я думаю, что во всем этом есть какой-то подвох… Понимаешь?

— Какой подвох? Ты думаешь, что он… Аль, я сама видела, как он обжимался с той бабой. И сама видела, как они утром выходили из подъезда. Я, конечно, как выяснилось, наивная ромашка, но не до такой же степени! Но ты прости, тебе наверно неприятно… Я пойду.

— Сиди. — Ошарашенно бухаюсь обратно на табуретку, рассматриваю Алю с удивлением. Ничего себе тон… Семейные черты во всей красе… Хорошо, что я Темирхана Анваровича очень мало знаю, жаль его подчиненных, они наверняка писаются от страха на совещаниях. — Куда рванула? — Аля решительно отставляет в сторону кружку, — ночевать тут будешь. Я так понимаю, что идти тебе некуда?

— Не переживай… У меня есть деньги, я сниму койку в хостеле…