Мышка для Тимура

— Руса? — теперь к раскрытому рту присоединяются хлопающие ресницы. И мой уловитель эмоций не врет — она сейчас реально в шоке. Не играет. Пальцы забыла на моем ремне, так и застыли они там, впаялись… Близко она сейчас. Так близко, что хочется все прекратить. Наплевать на то, какая она сучка и тварь, и просто, эгоистично насладиться ситуацией, словить свой кайф. Но терплю. Смотрю. Ищу признаки вранья. Мне кажется, я их увижу. Почувствую. И, как только почувствую… Вряд ли захочу остановиться. — А что про Руса? Он тебе рассказал?

Сука… Значит, было. Было. Было, блять!!!

— Да, все рассказал.

Она морщит лоб, хмурится. И рот закрывает, прямо потеря потерь…

— Знаешь… Я хотела ведь сейчас оправдываться начать, представляешь? — смотрит в лицо, убирает руки от ремня, усмехается грустно. — Надо же… Как ты умеешь…

— Да мне до тебя далеко…

Убрала руки… Верни! Верни сейчас же!

С трудом сдерживаюсь, чтоб не сграбастать ее, не встряхнуть, чтоб в чувство привести.

— Правда? — Мышь перестает усмехаться, — да, наверно… Далеко. Мы с тобой вообще — далекие. Всегда были. А я думала…

Она замолкает и отворачивается так резко, что порывом воздуха меня обдает, теплым-теплым.

— И я думал… — эхом повторяю за ней, — чего тебе не хватало, Мышь? Чего такого у него было, чего у меня нет? А? Или ты… Или реально только бабки?

— Что? — она ежится, словно холодно внезапно стало, — ты о чем вообще? О ком?

— О Русе, — терпеливо повторяю я, — о вас с ним.

— Да прекрати уже! — досадливо дергает она плечиком, — я не рассказала, потому что это вообще все несущественно! И смешно!

— Несущественно… Смешно… — слова эхом отдаются в голове, ставшей внезапно пустой, как барабан, — то есть, секс с другим мужиком, когда живешь со мной, для тебя — несущественно? Да?

Мышь резко разворачивается, смотрит на меня, и глаза у нее настолько удивленные, настолько шокированные, что я в одну секунду реально ощущаю себя дураком.

— Какой секс? С кем? С Русланом? Ты… Ты с ума сошел? Или… Или просто хочешь перевалить с больной головы на здоровую?

— Не надо сейчас играть, Мышка, — я уже не сдерживаюсь, она и без того все нервы вымотала! Еще до этого дня! А уж сегодня… Зря Темир говорит, что я — пиздюк малахольный нетерпеливый. Я, блять — образец терпения!!! — Сама уже призналась.

— В чем? — она недоверчиво вскидывает брови, словно слышит бред бредовый, — в сексе с Русом? Ты — нормальный вообще? Как ты себе это… Хотя…

Мышка отступает дальше, опять обхватывает себя ладонями, запираясь от меня на тысячу замков одновременно, разглядывает недоверчиво:

— Знаешь… А ведь я реально дура… До этого дня я как-то… Ну, знаешь, бывает же такое, что эмоции проходят? Я почему-то подумала, что у тебя что-то было ко мне… Не чувства, нет… Эмоции. Что ты ко мне искренне относился. В самом начале. А потом… Меня предупреждали, что ты не заводишь долгих отношений, а я смеялась… Помнишь? Смеялась… Зря.

Я слушаю, но ощущение, что Мышь на каком-то инопланетянском языке говорит: ни одного знакомого звука!

О чем она вообще? Какого хера обо мне? Это не я свалил среди ночи гулять по кабакам! Это не спал с другими за ее спиной! Бред один! Вокруг один бред!

Зубы сводит от злости не понимания. А она… Она добавляет в топку огня просто видом своим, нарочито беззащитным. Безвольным каким-то. На подсознательном уровне хочется ее обнять, утешить, защитить… От всего мира закрыть. Сука! Она знает эту фишку! Проворачивает опять! Опять! А я ведусь!

Делаю к ней шаг, разом покрывая все то расстояние, которое Мышь наверняка считала безопасным. Зря считала.

Ее плечи в моих лапах — хрупкие и ломкие. Чуть сильнее сожмешь — хрустнут. Голова запрокидывается, открывая беззащитное горло. Губы сжаты сурово, глаза горят бешено и неуступчиво. Если она и боится сейчас, то вообще этого не показывает.

— Ты… — у меня слов не находится, горло болит, а пальцы неосознанно сильнее сжимаю. И понимаю, что на нитке держусь. Что, если она сейчас хотя бы пошевелится, хотя бы даст намек на сопротивление, слечу, ко всем херам, с катушек! Перестану себя контролировать. И что в этой ситуации произойдет, не хочу думать. Предполагать. Слишком… Заманчиво. — Ты… Спала с Русом… А сейчас мне тут строишь…

— Я. Не спала. С Русом.

Ее голос неожиданно резкий и холодный. Такой же, как и взгляд.

Мы стоим посреди комнаты, близко, так близко друг к другу, и в то же время — между нами разлом. Пропасть дикая.

Мышка не пытается даже дернуться, покорно вися в моих лапах. Она прекрасно понимает, что ничего мне противопоставить не сможет, что полностью в моей власти, и, захоти я сейчас ее ударить, или принудить к сексу… Сопротивляться будет бессмысленно.

Но она сопротивляется. Гораздо эффективнее, чем если бы это было явным противоборством.

Я хочу ее, так сильно, что на все готов. Отомстить за слова, за мои мучения, за мои гребанные обиды и утраченные иллюзии.

И защититься от меня она может только вот этой холодностью, льдом своим, так для нее нехарактерным, слабостью, хрупкостью плеч под жесткими пальцами…

Она прекрасно умеет защищаться.

И бить в ответ. Нападать.

— Спала! Я видел фотки!