Посмотрела на свое отражение в зеркале, складывая рубашку по швам, и замерла. Да что я творю?! Аккуратно собираю одежду, да еще собираюсь постирать и вернуть?
Схватила рубашку и шорты, перекинула через руку и поцокала каблуками в сторону кассы.
— У вас есть мусорка? Выкиньте, пожалуйста! — протянула рубашку и шорты через прилавок.
Просьба немного расколола скорлупку идеального поведения консультанта, девушка удивленно подняла брови, а потом опустила взгляд на рубашку и воскликнула:
— Это же Бриони!
Я невозмутимо смотрела в ответ, не моргнув и глазом. Да хоть Макаронни, отправится туда же. И лучше быстрее, пока я не передумала.
— Да она стоит тысяч пятьдесят! — отметила консультант, окинув выбранное мной платье за пару тысяч.
Я треснула по рукам свою жабу, которая уже положила лапки на мое горло и кивнула.
— Отправьте ее в мусорку. Или заберите себе, мне все равно. Дайте, только, ножницы. Пробейте платье на мне и я пойду…
Из магазина я выходила в гробовой тишине, зато жутко довольная собой. Сейчас я была настолько зла, что если бы могла, и Смолова отправила туда же вместе с его Бриони!
Теперь я чувствовала себя намного лучше!
Когда я сбросила с себя вещи, которые насквозь пахли Пашей, во мне словно открылось второе дыхание. И пусть я порядком опалила крылья, на которых летала, это послужило мне лучшим уроком. Ничто учит результативней собственных грабель, шандарахнувших по лбу.
У меня не было ключей от квартиры, не было подруг, с которыми я сейчас могла бы слезно обсудить свои проблемы, напиться и проклясть негодяя. Не было больше цели.
Ваня ждал меня в бассейне, но я уже опоздала. Да и не могу сейчас смотреть в глаза гуру любви, который оказался в сотый раз прав. Тем более, после нашего последнего странного разговора.
Я вызвала такси, забив адрес, и решила, что мне это просто жизненно необходимо.
Глава 44
В мифологии есть птица феникс, сжигая себя, она неизменно возрождается из пепла. Красивый образ, но вот я чувствовала себя причастной к нему только наполовину. Там, где красочное оперение слетает, тело превращается в тлен и остается лишь горстка пепла.
— Красивое платье! — замечает неожиданно таксист, а я в растерянности хлопаю глазами с заднего сидения.
— Спасибо, — все же бурчу в ответ, а потом встряхиваю головой и насильно натягиваю улыбку и говорю преувеличено бодрее: — Мне очень приятно! У вас тоже отличная рубашка!
Лысый мужчина за рулем расцвел, и на душе стало приятно, что хоть кому-то я смогла подлатать настроение.
Обуяло странное чувство: будто мой внутренний компас сломался. Я бежала, бежала, бежала, а потом поняла, что свернула на обрыв. Хорошо, что вовремя затормозила и теперь смотрела с самого края в бездну.
Я уже могла быть там, в самом низу, и никто бы меня не спас…
Нет виновных в том, что я раньше времени сорвалась, кроме меня самой. И я живо представляла утро, улыбку победителя Смолова и повторение истории.
Я чуть не сорвалась в пропасть, и теперь в груди заходилось сердце, не веря, что еще живо. Этот урок я запомню надолго.
Прошлая я, та серая мышка, упивалась бы сейчас в баре, жалея себя. Влила бы в себя тьму алкоголя и вытворила бы то, о чем бы потом непременно жалела из-за уколотого самолюбия и гордости.
— Девушка, вы такая красивая, не грустите! — вдруг обернулся таксист ко мне на секунду, и тут же повернулся обратно, поделившись добротой. Ложку я ему — он мне две в ответ.
Губы расплылись в грустной, но уже настоящей улыбке. Правда, что это я унываю? Не зря же гуру любви столько вложил в меня, чтобы я травила сама себя?
Как бы не было дурно, я ощущала, что выше этого. Что я не должна упиваться горем, зацикливаться на неудаче. Это словно выпить яд, и ждать, что от этого Смолову станет хуже. Не станет. И я должна извлечь свою выгоду, пополнить опыт и пойти дальше.
Но как же легко это в теории, и как тяжело в практике. Но обидней всего была одна удивительная деталь, которая уколола мою было встрепенувшуюся гордость: единственный раз, когда я не посоветовалась с Ваней и ушла в «самоволку» я наворотила таких дел, что, по ощущениям, спалила целиком родной город.
Хоть я себя уже любила больше, чтобы банально споить, душа требовала действия, направления, выхода. Находиться на одном месте сейчас казалось смерти подобно. И я вспомнила, как Ваня легко решал такую задачу, заполняя до отказа мой день такими эмоциями, которые выбивали другие с полтычка. Те, которые ударяли по базовым инстинктам: голод, смерть, еда, любовь, самореализация.
Если раньше я не могла посмотреть на ситуацию со стороны, копалась в себе, истязала, самобичевала, сожалела, то сейчас поняла, что эмоции пройдут, остынут, как забытый утренний кофе, а впереди, на жизненном пути куча кофеин с разными добавками, с разными видами напитков — выбирай не хочу!