… Откуда нам было знать, что через десять лет новый российский градостроительный кодекс нанесет нам тяжелейший удар, буквально обезоружит нас и вырвет почву из-под ног? Откуда нам было знать, что в новой России вопросам защиты исторических городов и самому их статусу не будет придаваться никакого значения? Могли ли мы предполагать, что в старинной, прославленной своими памятниками истории и культуры, создавшей еще в XVII веке свою архитектурную школу Ярославии, историческими будут признаны лишь всего-навсего… три города? Что даже древние и славнейшие Переславль и Углич будут лишены этого статуса? Этого знать мы не могли и самоотверженно вели свои едва не каждодневные «бои местного значения». Мы были честными солдатами Наследия и сражались за него. И даже при всех своих неудачах и неумениях много смогли сохранить. И гость, понимающий в «градоведении», мог с полным согласием повторить слова Уильяма Брумфилда: «Красота города даже при всей его немощи преследовала меня…»
На тот период нам казалось, что мы преодолели один из труднейших перекрестков любой городской судьбы – конфликт голой пользы с желанием красоты. Ведь нами двигало не что иное, как любовь, а она всегда умеет усматривать нечто более высокое, чем польза, а именно – Ценность. И коль она самой своей сутью предназначена для бессмертия, то ее самопожертвование не может остаться бесполезным! Так мы чувствовали и понимали.
А еще мы уже понимали, что цивилизация XX века, которую поднимали и несли на щите все наши оппоненты, понимается ими в первую очередь и главным образом как торжество техники. Торжество «метража» жилплощади, торжество однообразных тиражированных решений, и, в конкретном месте в конкретное время с отчаянной храбростью малограмотных новичков, старались противостоять этим откровенно убогим принципам. Нам хотелось крикнуть на всю Россию, что человеку кроме теплого санузла еще и красота его дома надобна… Что без этого он страшно скудеет душой. Что без этого он лучшее человеческое в себе обедняет…
Но не может никакая страна, тем более такая необъятная как Россия, услышать мышиный писк из какого-то своего крошечного уголка… Это естественный закон жизни. Однако в мышкинском случае он оказался нарушен, нас – услышали. Да, в уже начавшееся перестроечное время наши «бури в стакане воды», наша для всех читающих россиян забавная и трогательная борьба за городской статус и за имя города (против всего лишь буквы «О» в новопожалованном нам именовании!) были так интересны и примечательны, что мы собрали громадную прессу. О «баталиях» в крошечном городе писали все тогдашние газеты, от «Правды» до «Пионерской правды». О нас написали многие журналы, в том числе и престижные. Мы прорвались сквозь долгую информационную блокаду и стало ясно, что она уже побеждена не только на фронте защиты Наследия и движения в туризм, но и в обретении утраченных имени и статуса. А стало быть, в обретении известности и достоинства!
Наше упорное движение ко всем этим победам областные чиновники со снисходительной иронией (но уже вполне благожелательной!) называли «мышкинским безумием». Должно быть, исходя из своих жизненных оценок и чиновничьих обычностей, они были вполне правы. Но ведь они не читали Владислава Иноземцева, который неотразимо верно сказал, что «безумие перестает быть безумием, если оно коллективно». Так у нас и было.
Поражения после победы
И вот он – миг последнего боя в бесконечно долгом походе за именем и статусом. И уже позади горячие трудные собрания в организациях и учреждениях Мышкина, на которых мы почти везде добились поддержки. Позади обсуждение наших ходатайств в исполкоме и на сессии поселкового Совета. Позади самый трудный барьер – районный Совет и оказавшееся на этот раз совсем не трудным прохождение областных инстанций. В области и прежние чиновники, и новые «демократизированные» структуры если и не мыслили, то, по крайней мере, вели себя уже вполне по-перестроечному и, видя в нашем деле явное демократическое содержание, безоговорочно шли нам навстречу.
Пошли нам навстречу и в Москве и двумя Указами Б.Н. Ельцина Мышкину возвратили сперва историческое имя, а потом и городской статус. И мы уже пережили день своего короткого победного счастья. И… заранее знали, что это и высшая точка наших побед и последний час нашего общемышкинского единства.
Завтра у многих появятся первые сомнения, а затем разочарования, появится все крепнущее отрицание пользы нашего достижения. Появятся все усиливающиеся осуждения. А дальше – скрытый, но все более обрисовывающийся общественный остракизм по отношению к нам. В чем причины таковых неизбежно ждущих нас перемен? Главных было две – материальные потери работников культуры, медицины и народного образования и «подрывная» работа потерпевшей сегодня поражение оппозиции.