Разумеется, эти явления имеют всеевропейский и даже всемирный характер, но для российского Нечерноземья они стали именно Бедой, полным запустением громадных территорий и их полным выбыванием из хозяйственного использования. На тысячелетиями осваиваемых и улучшаемых землях выросли леса, и мы не имеем никаких оснований полагать, что сюда вернется активная производственная деятельность. Нам понятно, что сегодняшний уровень техники не требует наличия столь громадного как прежде, населения, но нам не менее понятно и полное отсутствие хоть каких-то стимулов для закрепления здесь хоть какой-то его малой части. Хорошо зная сельскую реальность, мы уже в семидесятые годы с сожалением могли констатировать, что современность всем комплексом своих действий достигла двух грандиозных результатов: ликвидации русского крестьянстве как класса и ликвидации у селян желания работать на земле. Вот в этом советская власть оказалась самым успешным реализатором самых радикальных урбанизационных начинаний. Пресловутое «стирание граней между городом и селом» привело к стиранию и исчезновению самого села.
Новая волна беглецов из деревни в основном уже катилась мимо центров сельсоветов и мимо райцентров, миграционные процессы шли уже по новому, сорванному с места «перекати-полю» уже не остановиться ни у какой маленькой «плотники», его неостановимо катит и тянет к «преградам» куда более крупным, к городам большим, многолюдным и, казалось бы, обещающим и стоящую работу, и приличный заработок. И стремительно пустеть стали не только деревни и сельские центры, но и малые районные столицы и столь же быстро терять свое значение. И тем жестче такая реальность диктовала нам принести в них новые занятия, новый приток материальных средств, перепрофилировать труд хотя бы части населения и всем этим оправдать хотя бы часть лишений, связанных с обретением городского статуса.
И мы, стиснув зубы, пробивались в туризм, мысленно дивясь и негодуя на полное неучастие муниципальных и региональных властей.
Но оказалось, что и до этого участия уже недалеко. Оказалось, что и областной инстанции туризм уже виден некой панацей от вплотную надвинувшихся урбанизационных бед.
Призыв с региональных высот
Политика централизации, начатая еще в шестидесятые годы, сперва пугала немногих (кроме самих «централизуемых»). Так, например, закрытие в Мышкине кирпичного завода в Ярославле рассматривалось как деяние, несомненно, благое. Для чего, мол, там иметь достаточно маломощное полукустарное производство, если в самом Ярославле открывается огромный кирпичный завод с современным итальянским оборудованием, который по объему выпуска продукции превзойдет не только мышкинский, но и весь тогдашний объем выпуска кирпича на заводах всех трех малых заволжских районов?! Здесь, в Ярославле, все пойдет современней, культурней и экономически выгодней!
Так виделся этот конкретный вопрос с областной «колокольни». А для нас он виделся по-иному – а именно утратой пятидесяти рабочих мест, утратой ежегодного местного миллиона кирпичей. И… утратой использования собственных местных ресурсов. Это уж не говоря об утрате больших местных выгод. Для любого потребителя привоз тысячи кирпичей со своего мышкинского завода и привоз этой же тысячи из Ярославля – как говорят одесситы – две большие разницы. Из самой дальней точки района до Мышкина только сорок километров, а до Ярославля летом – сто, а в иные времена года и все двести. За морем телушка – полушка, да рубль перевоз! (К тому же эта самая ярославская «телушка» вышла не только много дороже районной, но и качество кирпича оказалось много ниже, чем местное мышкинское. И до сих пор этот ярославский кирпич так и страдает низкой сопротивляемостью влиянию осадков).
Это один-единственный малый случай, а такие случаи пошли потом вполне лавинообразно, всё ускоряя и ужесточая свой ход и охватывая все сферы производства, давя и стирая все местные малые и средние предприятия. Исчезали и исчезли сыродельные, мебельные производства, канатное, швейное, ткацкое, гончарное, домостроительное. Число рабочих мест таяло на глазах и многие люди из самой трудоспособной части населения уже не связывали свое будущее с Мышкином.
Излишне говорить, что точно то же самое происходило в громадном числе других малых городов Ярославии и всей России, что таких «Мышкинов» оказались сотни, а считая райцентры, ушедшие в группу поселений сельского типа, даже и тысячи. Но мы ведем речь именно о нашем городе, именно ему отданы наши жизни, именно в нем, как в волшебной призме, для нас всего ярче отразились их беды и Беда всей русской провинции. И нам, как, может быть, никаким иным людям, отчетливо был виден во весь свой рост вставший вопрос самой ближайшей нашей судьбы, вопрос нашей новой востребованности.