Мышонок

— Не совсем дурак, чай, — сказал второй милиционер, — должен догадываться.

— Должен? — усмехнулся первый. — Так и раскусить, казалось бы, с кем сошелся, тоже должен. А не понял ничего.

Милиционеры говорили друг с другом, словно давая Ваньке возможность опомниться, прийти в себя, хоть чуточку успокоиться, чтобы он мог потом связно и толково отвечать на их вопросы.

— Кстати, Зайцев, — сказал первый милиционер, — ты меня не признаешь? Это я тебя арестовывал, когда ты в магазин залез.

— Напомнили, узнал, — хрипло ответил Ванька.

Мужчина в сером пиджаке молчал, но по редким взглядам, которые бросали на него милиционеры, чувствовалось, что он среди них главный.

— Как считаешь, зачем мы тебя позвали? — спросил второй милиционер.

— Чтоб про Шилова рассказал.

— Ну вот, — с усмешкой повернулся второй милиционер к первому, — башковитый мужик, сразу обо всем догадался.

— А про что еще со мной говорить? Пока не набедокурил, — пожал плечами Ванька.

— Ну тогда давай про Шилова. Все, что знаешь, — постучал костяшками пальцев по подоконнику первый милиционер. — И договоримся — только правду, только правду.

— Скрывать мне нечего, — сказал Ванька, — хотя виноват я, конечно, здорово. Но вы его видели, этого Шилова, нет? Ни за что не подумаешь, что подлюга. Да и работящим был, этого у него не отнимешь.

— После расстрелов он обыкновенно вырезал из липы ложки, — подал голос мужчина в сером пиджаке, — не мог без дела сидеть.

Стало тихо. И милиционеры, и Ванька ждали, что мужчина еще что-нибудь скажет, но тот молчал, исподлобья разглядывая Ваньку.

— Как вы познакомились? Расскажи, — нарушил молчание второй милиционер.

— На целине. Случайно можно сказать. На вокзале. Откровенно говоря, не получился из меня герой — навострил я лыжи оттуда. На вокзале в Павлодаре встретил его. To-се, пятое-десятое, разговорились, выложили все друг перед другом и, вроде бы, понравились один другому. Мне его жалко было очень — он говорил, что у него вся семья в оккупацию пропала и что я напоминаю ему младшего брата.

Мужчина в сером пиджаке начал расхаживать по председательскому кабинету, подошел к шкафу, с которого свисал небольшой сноп сухой пшеницы, прикоснулся к одному из колосьев и сизая пыль запорошила его пальцы. Ванька следил за мужчиной, потеряв нить рассказа.

— Ну а дальше, дальше? — нетерпеливо спросил первый милиционер.

Ванька перевел глаза с мужчины на милиционеров, которые стояли рядом у окна.

— Приехали сюда. Он женился на сеструхе, если можно считать, что женился. По крайней мере, ребеночка сделал. А потом… Потом известно, что случилось…

— Странный народ, русский народ, — вдруг сказал мужчина в сером пиджаке. — Мягкосердечные мы какие-то. До безобразия мягкосердечные. Вот слушаю я вас, Зайцев, и недоумеваю: сейчас-то вы как к нему относитесь? Неужели по-прежнему жалеете? Судя по всему, нет. И все-таки жалостливые нотки проскальзывают. Я вас не осуждаю. Похоже, это наша национальная черта — хорошо относиться даже к закоренелым подлецам, даже убийц жалеть иногда.

— Да, такие мы, — согласился Ванька.

— Плохо это, хорошо? Как думаете?

— Думаю как? До сейчас никак не думал, а теперь надо бы подумать.

— Впрочем, — совсем другим тоном сказал мужчина в сером пиджаке, — мы отвлеклись. Про Шилова давайте. Про Левашова, точнее. На самом деле его фамилия Левашов.

— Все, что знал, сказал.

— Мало ж ты знаешь! — ухмыльнулся второй милиционер.

— А вы больше? — зло спросил Ванька. — Мое дело: знать мало. Чем меньше, тем лучше. Это вам, начальникам, все полагается знать. Я виноват, не спорю, но и вы…

— Зайцев, притормози, — с угрозой сказал второй милиционер. — Не о том рассуждаешь.

Мужчина в сером пиджаке кашлянул, милиционеры, одеревенев, повернулись к нему, и Ваньке еще яснее стало, кто из находящихся в кабинете главный.

— Хорошо, Зайцев, идите, — сказал мужчина. — Но советую забыть нашу беседу. Считайте, ее не было.

Ванька, почувствовавший, что ничто не угрожает ему, с вызовом спросил:

— А мужики станут приставать, что отвечать?

— Скажите, вызывали за прошлое. За магазин, — посоветовал мужчина в сером пиджаке.

— А вообще как мне быть после всего? — с болью спросил Ванька. — У меня же внутри все кричит… Не могу…

— Живи, как жил, — сказал первый милиционер.

— Не получится.

— Точно, не получится, — согласился мужчина в сером пиджаке. — Что-то новое начнется в вашей жизни.

Голос его был бесцветен и печален. Казалось, мужчина не только прекрасно понимает Ваньку, но и сам ощущает то же самое, что и Ванька, а, может быть, сильней и острей, и, может быть, по той же самой причине: винит себя в смерти деда Ознобина и странницы. Именно поэтому, выходя, Ванька внимательно посмотрел на него и решил еще раз поговорить с мужчиной. Но без свидетелей, если получится.

Перед правлением лежали неочищенные от коры сосновые бревна. На них Ванька и сел. Нервничал, достал из кармана помятую пачку папирос, закурил. Шагах в трех от него алели несколько жучков-пожарников, которые, замерев, грелись на солнце.

К Ваньке подошел незнакомый парень:

— Огонек есть?