Очень трудно сказать людям, как это со мной произошло. Они интересуются, как это случилось со мной, потому что заинтересованы выяснить причину, выяснить, что меня к этому привело. Но когда я говорю им, что случившееся беспричинно, им очень трудно понять и принять это. Они стремятся выяснить причину и сделать так, чтобы то же самое случилось с ними.
В: Я думаю, иногда полезно поговорить о чьей-либо реализации в терминах того, когда и что произошло. В данном контексте, возвращаясь к 1967 году, что случилось с вами, когда вы слушали Дж. Кришнамурти?
О: Видите ли, когда я его слушал, на меня внезапно снизошло: «Какого чёрта я слушаю этого человека? Судя по его описанию, я чувствую то же самое, что и он». Я сказал себе, что нахожусь в том же состоянии, что и он, на мгновение предположив, что он находится в описываемом им состоянии, которое ничем не отличается от состояния, в котором были великие духовные учителя. «Какого чёрта я делал всю свою жизнь? Какого чёрта я сижу здесь и слушаю его?» И потом я вышел с одной лишь мыслью, кружившейся во мне водоворотом: «Откуда ты знаешь, что находишься в точно таком-же состоянии?». Я понимаю, что этот вопрос означает, что я был знаком с описаниями различных состояний. Я пытался воспроизвести их у себя и пережить их, и на этом всё. Итак, вопрос крутился и крутился. Но внезапно вопрос тоже исчез. Я сказал себе, что мне не следует ни испытывать, ни выражать благодарность кому бы то ни было.
Всё случившееся со мной произошло вопреки слушанию этого или того учителя, или делания того или этого. Но когда я говорю об этом, людям не очень интересно. Они хотят знать, а я говорю им, что я сам не знаю. Я не могу посмотреть на себя и сказать себе, что я просветлённый человек, что я свободный человек, что во мне произошла огромная перемена. Так что я использую фразу, которую мы так часто слышим в рекламе. Это не что-то вроде как «до стирки и после стирки», никакая «стирка» не помогла мне ничего достичь. Это просто случилось. Мне приходится пользоваться словом «случилось», потому что для меня нет другого способа донести это и дать кому-нибудь это почувствовать.
В: Это как младенец, только что пришедший в мир, ещё без какой-либо памяти или мысли, пытается увидеть мир в первый раз и понять, как тут всё устроено, просто испытать всё. Это похоже на то, о чём вы говорите?
О: Нет. Неверно говорить, что у новорождённого есть какого-либо рода переживания, потому что мы не сможем через всё это снова пройти. Всё, что мы примеряем на себя и пытаемся испытать, исходит из нашего нынешнего положения. А наше нынешнее положение создано всевозможными переживаниями. Итак, что бы мы ни переживали, пусть даже называем это повторным рождением или пытаемся испытать, каково нам было в качестве новорождённого, естественным образом окрашено нашим нынешним положением. Что бы мы ни испытывали, не имеет никакого отношения, никакого смысла в разрезе того, о чём я пытаюсь сказать.
Многие люди говорят о повторном рождении. Стало модным потворствовать такого рода фантазиям. Знаете, в Японии есть некая техника воздействия на нервы в основании головы, с помощью которой вас проводят сквозь переживание собственного рождения. Я всегда утверждал, что во время рождения структура восприятия полностью отсутствует. И я всегда сомневался в психологах, особенно во Фрейде, утверждающих, что рождение — травмирующий опыт. Я вовсе не считаю, что это травмирующий опыт, потому что в то время вообще нет структуры восприятия. Вообще очень сложно сказать, когда у ребёнка начинает действовать структура восприятия. Я из тех, кто верит, что влияние окружения на нас очень ограничено. (Я не претендую на авторство в этих вещах.) Но структура восприятия обусловлена генетически как в своём происхождении, так и в своём выражении. Генами контролируется всё. Если мы действительно хотим изменить индивида, единственный способ для нас сделать это лежит не через изменение окружения, не через изменение культурного вклада, но через попытку понять, какую в действительности роль играют в нас гены. Возможно, с помощью некого рода генной инженерии мы могли бы создать совершенного человека.
В: Так вы поддерживаете генную инженерию?
О: Нет, не поддерживаю. Так как в то же время осознаю, что это очень опасная вещь, в которой мы погрязли. Когда однажды мы усовершенствуем эти инженерные техники, мы передадим их государству. Таким образом государству будет значительно проще манипулировать индивидами и превратить их в обыкновенных роботов. (Я не против роботов, так как мы на самом деле и есть роботы, нравится нам это или нет.) Государство заставит людей делать то, что они не хотят делать. Обычно занимает очень много времени промыть людям мозги, заставить верить в Бога, поверить определённой политической идеологии. Чтобы разубедить их во всех их верованиях обратно, нам снова потребуется промыть им мозги. Это очень кропотливый и долгий процесс. Но гораздо быстрее и проще изменить индивида с помощью генной инженерии.