В блеске зимней ночи тающая,Обрати ко мне твой лик.Ты, снегами тихо веющая,Подари мне легкий снег. Она обращает очи к нему.
Н е з н а к о м к а
Очи — звезды умирающие,Уклонившись от пути.О тебе, мой легковеющий,Я грустила в высоте. Его голубой плащ осыпан снежными звездами.
Г о л у б о й
В синеве твоей морознойМного звезд.Под рукой моей железнойСветлый меч.
Н е з н а к о м к а
Опусти в руке железнойСветлый меч.В синеве моей морознойЗвезд не счесть. Голубой дремлет в бледном свете. На фоне плаща его светится луч, как будто он оперся на меч.
Г о л у б о й
Протекали столетья, как сны.Долго ждал я тебя на земле.
Н е з н а к о м к а
Протекали столетья, как миги.Я звездою в пространствах текла.
Г о л у б о й
Ты мерцала с твоей высотыНа моем голубом плаще.
Н е з н а к о м к а
Ты гляделся в мои глаза.Часто на небо смотришь ты?
Г о л у б о й
Больше взора поднять не могу:Тобою, падучей, скован мой взор.
Н е з н а к о м к а
Ты можешь, сказать мне земные слова?Отчего ты весь в голубом?
Г о л у б о й
Я слишком долго в небо смотрел:Оттого — голубые глаза и плащ.1906
55
Придут незаметные белые ночи.И душу вытравят белым светом.И бессонные птицы выклюют очи.И буду ждать я с лицом воздетым,Я буду мертвый — с лицом подъятым.Придет, кто больше на свете любит;В мертвые губы меня поцелует,Закроет меня благовонным платом.Придут другие, разрыхлят глыбы,Зароют, — уйдут беспокойно прочь:Они обо мне помолиться могли бы,Да вот — помешала белая ночь!1907
56
Она пришла с мороза,Раскрасневшаяся,Наполнила комнатуАроматом воздуха и духов,Звонким голосомИ совсем неуважительной к занятиямБолтовней.Она немедленно уронила на полТолстый том художественного журнала,И сейчас же стало казаться,Что в моей большой комнатеОчень мало места.Всё это было немножко досадноИ довольно нелепо.Впрочем, она захотела,Чтобы я читал ей вслух «Макбета».Едва дойдя до пузырей земли,О которых я не могу говорить без волнения,Я заметил, что она тоже волнуетсяИ внимательно смотрит в окно.Оказалось, что большой пестрый котС трудом лепится по краю крыши,Подстерегая целующихся голубей.Я рассердился больше всего на то,Что целовались не мы, а голуби,И что прошли времена Паолои Франчески.1908