Мысль, вооруженная рифмами

Строфика. Возрастает удельный вес строфических произведений. Если в XVIII и первой четверти XIX в. их количество составляло приблизительно треть всех стихотворных произведений, то теперь заметно превышает половину {Исследования, 48}. Преобладают 4-стишия. Огромные сложные строфы, как у Державина и Жуковского, сходят на нет. Зато виртуозно варьируются у Фета и некоторых других поэтов 6-стишия (III, 11, 29, 33, 34, 77, 79), 8-стишия (III, 14, 31, 35), необычны нечетные строфы (III, 26, 36, 47), даже 4-стишия звучат необычно (III, 24). Особо надо отметить строфы с холостыми стихами. Встречаются два типа. Один — 4-стишие с зарифмованными только четными стихами хаха (III, 65, 69), ставшее с середины века под влиянием переводов из Гейне очень популярным. Другой — индивидуальные строфы. У раннего Тютчева они были похожи на державинские (III, 2, 4), у Фета — своеобразны (III, 32, 36).

Продолжают развиваться разностопные строфы, прежде всего — 4-стишия (III, 21, 24, 27, 33). Крайняя степень контрастной разностопности — рифма-эхо (III, 68) и соединение в строфе разных метров (III, 45) — пока только в сатире.

Учащаются примеры строфического вольного стиха (III, 15, 17). Сонет отходит на задний план; из других твердых форм неожиданно появляется секстина — у Л. А. Мея (III, 78), Л. Н. Трефолева. В отличие от канонической формы, обе они — рифмованные.

Необыкновенные строфоиды белого 3-стопного ямба создает Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» и в стихотворении «Зеленый шум» (III, 61), писавшемся одновременно с началом поэмы. Чередование дактилических и мужских клаузул не задано моделью строфы, а зависит от синтаксического строя. Внутри одного предложения, которое может охватывать в поэме от 2 до 7 стихов (в стихотворении от 2 до 5), все окончания дактилические; конец фразы обозначается мужской клаузулой. Это столь же индивидуальная структура, как, например, онегинская строфа, и если встречается у кого-либо, то звучит ритмической цитатой.

Ф. И. Тютчев (1803–1873)

1

Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь — и звучными волнами
       Стихия бьет о берег свой.

То глас ее; он нудит нас и просит…

Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
       В неизмеримость темных волн.

Небесный свод; горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
       Со всех сторон окружены.

<1830>

2. Двум сестрам

Обеих вас я видел вместе —

И всю тебя узнал я в ней…
Та ж взоров тихость, нежность гласа,
Та ж прелесть утреннего часа,
Что веяла с главы твоей!

И всё, как в зеркале волшебном,

Всё обозначилося вновь:
Минувших дней печаль и радость,
Твоя утраченная младость,
Моя погибшая любовь!

1830

3. Безумие

Там, где с землею обгорелой

Слился, как дым, небесный свод, —
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живёт.

Под раскаленными лучами,

Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.

То вспрянет вдруг и, чутким ухом

Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.

И мнит, что слышит струй кипенье,

Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!..

1830