Мысли

— Чего то мне не хочется сегодня катать. Можно я не буду? Так вот. Главное… Обертфельд и Кононов вчера пересекли мост в Кушке и движутся в сторону ущелья Шариф Мазарях. Идут без особых инцидентов. Хозяин дукана в Шахиавазе подтверждает готовность людей Ахмад Саяфа принять груз. Они там клянутся Мохаммедом, что представители Ирака показывали чековую книжку на ваше имя, с проставленной суммой задатка.

Ягов прищурился, закусил губу и быстро заходил вокруг бильярдного стола:

— Черт… Черт… Черт… Получается! Мать его! Эх х х х… Скажи, Денис, мать твою, Колдун, кинут нас эти уроды? Наколют?

Алешин сделал вид, что сосредоточенно мыслит, хотя ответ на этот, столь часто задаваемый ему в последнюю неделю вопрос уже был готов:

— При передаче первой партии «Проволоки» опасаться вам нечего. А вот со второй частью груза могут возникнуть накладки. Вернее, даже возникнут обязательно!

— Вот уроды! Мать их! Черт… Черт… Мне тоже так кажется! Но если обманут, не получат остальное. Третью часть! — подняв указательный палец и почему то изображая кавказский акцент, изрек Ягов.

— Вы прямо как Иосиф Виссарионович, Василий Ефремович, — не удержался Горелов, который последнее время все чаще стал заметно нервничать.

— Не надо льстить мне, аналитик. Еще не настало время пожинать лавры… — опять в сталинской манере сказал Ягов.

Денис улыбнулся и неожиданно стал рассказывать анекдот:

— Звонит как то Гитлер Сталину и говорит: «Иосиф Виссарионович, поздравляю тебя с 23 февраля». Сталин: «Спасибо, и тебя так же». Гитлер: «Слушай, отзови ты своего Исаева Штирлица, совсем от него житья нет. Прямо на совещании врывается в рейхсканцелярию, взламывает сейфы, фотографирует, шарит по карманам… Мне даже перед Муссолини неудобно…»

— Это ты к чему? — удивился шеф.

— Так, вдруг на ум пришло. — Алешин катнул шар. Он, ударившись о борт, вернулся на прежнее место.

— Ну ладно, — сказал Ягов, — остальное обговорим после. А сейчас пойдемте в сауну, погреем косточки. Я устал, как будто камни целый день носил.

Алешин замотал головой:

— Нет, мне надо еще поразмышлять. Не нравится мне исчезновение одного спецназовца из военного конвоя. Его тело так и не нашли. Надо тщательно проработать этот момент.

Отговорка сработала, и Денис был милостиво освобожден от посещения сауны в обществе своего шефа и его аналитика. Он поднялся в свою комнату, заперся на ключ, задернул шторы. Лег лицом к стене и попытался заснуть.

«Раз, два, три, четыре…» Из за цифр выплывали события последних дней и заголовки газет за прошедшую неделю.

«Пять, шесть, семь…» — считает про себя Денис, пытаясь представить эти цифры на огромном киноэкране. Но из за них, мерцая, появляются лица Кати, Люды, Лузги, Неелова, матери. Они все беседовали между собой, что то ели и постоянно спрашивали у него, сколько времени.

Потом он разглядел, как тянутся, скользят в воздухе провода недавно поставленной сигнализации в его квартире, как его новые «жигули» постепенно превращаются в мятую консервную банку, как на зеленые листья августовских деревьев оседает городская пыль, от которой растения моментально вянут и сбрасывают листву вместе с маленькими ветками. «Двадцать пять, двадцать шесть…» Тело расслабилось и уснуло, но сознание продолжало бодрствовать. Он отчетливо видит, как крылья «Боинга 747» еле заметно подрагивают и ловят блики, отраженные от иллюминаторов. В лопатках турбины третьего двигателя превращается в брызги тельце несчастной ласточки.

Из шприца медленно выдавливается испорченная сыворотка…

У девочки резко повышается температура, и ее тут же отправляют в московскую Филатовскую больницу. На лице молоденькой медицинской сестры сострадание и безнадежность. Золотарь бредет с фонарем под сводами канализационного коллектора и, как грибник ковыряет палкой у себя под ногами…

Мусор…

Дохлые крысы…

Надежда найти что то ценное тут быстро гаснет.

В куске размокшей туалетной бумаги всего лишь севшая пальчиковая батарейка.

«Семьдесят девять, восемьдесят». Пульсирующий экран радара ловит лучом быстро приближающийся объект. По дивизиону противоракет «Патриот» объявляется боевая тревога. Одна девушка говорит другой, лежащей по пояс в спокойном лазурном прибое:

— Я больше не приеду в Хайфу, Рахиль. Он меня не любит.

Оператор поворачивает ключ, набирает код и нажимает кнопку «Пуск».

Объект, будто почувствовав тугие, грозные протуберанцы за стабилизаторами противоракеты, распадается на восемь частей.

Они разлетаются широким веером.

* * *

«Восемьдесят восемь. Восемьдесят девять».

* * *

Девушка, которую зовут Рахиль, переворачивается на спину и поправляет трусики купальника. Перед ее лицом боком ползает маленький крабик:

— Он тебя любит, глупая. Не делай аборт…

Сирены систем гражданской обороны включаются слишком поздно.

Никто не готов. Одна из трех неперехваченных боеголовок уже в двух милях от центра города. На высоте семисот футов над крышами зданий детонаторы получают мощный импульс от тиратронного модулятора Нв 293, и начинается мгновенная цепная реакция.