Мысли

Считая жизнь искусством, а мир — картиной, происходящее в эфире — музыкой и т. п., то есть, казалось бы, куда уж шире, необходимо помнить, на мой взгляд, что широта не в территории завоеванных областей (жанров), а в принципе интеграции всего, переплетения всего, в ОДНОВРЕМЕННОСТИ существования времени, предметов и идей. То есть я поняла, например, что красота природы — в безграничности, и ТОЛЬКО В ЭТОМ.

Моя же Система строго ограничена, иерархична, словно муравейник, хотя и имеет допуски, как и все законы в природе. То есть я поэт-эмпирик при всей своей любви к теории, без которой, на мой взгляд, нынешний поэт немыслим. Ибо ныне каждый человек — это натуральное хозяйство со своей собственной системой мироздания и глобальным пониманием искусства. Согласно моему лозунгу «Каждой стране — свое эсперанто!».

P. P. S. Кажется, к месту и времени будет поздравление с Новым годом Вас и всего Вашего семейства.

Ры Никонова — Д. А. Пригову

Дмитрий Александрович, внимательно изучив предисловие к СПРыХиндею (книга интерлюдий и фуг Хиндемита, где Вы сделали несколько ирфаеров), я поняла, что Хиндемит и Хетагуров, хотя и имеют нечто общее в фамилиях, — люди разного уровня, и фуги Хиндемита, сделанные по образцу фуг для хорошо темперированного клавира Баха, — цельное сочинение, предназначенное для неразрывного исполнения (то есть еще более цельное, чем «Хорошо темперированный клавир»), и, следовательно, нельзя было делить его на «порции» для ирфаерирования разными лицами, надо было поручить кому-либо одному. То, что получилось с Хетагуровым, то есть сборник, альманах (и получилось превосходно, даже я постепенно исправила свои неудачи), то в СПРыХиндее выглядит очевидным промахом. Ваши ирфаеры в нем превосходны, но они учитывают только визуальную специфику нотного материала, совершенно не принимая во внимание конструктивную основу как каждой фуги, так и цикла в целом. Вы работали со страницей, считая концом работы конец страницы и не учитывая, что развитие муз. мысли продолжается на следующих страницах, часто в той же фактуре (то есть и визуальная картина приблизительно та же), в полифоническом цикле чрезвычайно важна законченность развития. Вы же делали то же, что и в ирфаере, — визуальные страницы, собственные паразитические сочинения на любом куске чужого. Получалось превосходно, но, увы, не оптимально для данного объекта, ставшего для Вас платформой. Более того, иногда даже превосходное решение Вы обрывали на конце страницы, а не фуги (например, фуга А, стр. 58). Избранный Вами, на мой взгляд, неверный путь привел к тому, что 1 слой — хиндемитовский — Вам иногда приходилось чуть ли не целиком вымарывать, он мешал Вам, вместо того чтобы помогать. Лианное существование искусства второго слоя требует опоры, а Вы рубили сук, на котором должны были сидеть. Получилось, что Вы сидели на двух стульях, то есть только отчасти (и на очень малой) на Хиндемите, большая же часть Вашего труда напоминала обычную работу на пустой платформе. Вы не разглядели в Хиндемите соавтора, и притом весьма способного. То, что можно было надстроить, Вы предпочли перестроить, а постройка № 1 давала массу возможностей для включения ее целиком в постройку № 2. В итоге вышло бы стройное сочинение, а не уродливый симбиоз, насильственная пертурбация, возможная на любой основе, в любых условиях (то есть это куда более легкий и, на мой взгляд, неразумный путь). Я не виню Вас, ибо хорошие мысли обычно приходят поздно, я и сама пошла вначале по Вашему пути, то есть, не глядя на Хиндемита, сделала три первые страницы первой Прелюдии все по-разному и, конечно, ориентируясь на композицию страницы, и только ее. Но затем меня осенило. И дело пошло. Теперь я жалею, что не взялась за эту книгу одна. Был бы цельный цикл, вполне годящийся к исполнению каким-либо разумным дирижером будущего.