Мысли

И зачастую Йорик, великим молчанием и свой значительностью, может превосходить (да в культурной практике и превосходит) очень уж суетливые и подвижные проявления временно живого организма. Ну, в том смысле, как говорят о вечно живых. Так вот. На весьма узких пределах не могущей быть толкуемой расширительно метафоры все вышепоминаемые аргументы приводятся здесь с одной исключительной целью, чтобы отметить, что активное противостояние молодых (ну, сейчас уж и не очень молодых, но молодых в свое время) московских художников концептуализму наполняло последний почти постмортальной неописуемой силой и рисовало яркий гальванизированный румянец на его щеках. Опять-таки, хочу повториться и все-таки напомнить (дабы не обидеть ни одного из вполне конкретных и досель активных и блистательных деятелей и лидеров московского концептуализма, продолжающих свой личный творческий путь в пределах личных разработанных практик и мифов): речь идет о некой общей, достаточно абстрактно покрывающей их стилевой и поведенческой интенции, проявившейся как во вмененном им самоназывании, так и в общности некоторых черт их деятельности, стратегии, поведения, сложившихся дружеских связей (имеющих обозначение — круг концептуалистов), легко опознаваемых внешним наблюдателем да и принимаемых таки самими участниками за основу и практику их общности — известной всем под титлом «московский концептуализм». Не всеми, но большинством из его участников все-таки он принимается и даже, для различных стратегических целей, акцентируется и педалируется.

И вот этот жест журнала и его авторов, как мне представляется, свидетельствует и дает, наконец, возможность концептуализму отлучиться с боевого поста и лечь в успокоительное ложе отдохновения от жизненной суеты. Конечно, нужно определенное мужество, дабы дождаться первых проблесков проступающего костяка, когда опять спокойно и достойно и даже несколько высокомерно можно будет представительствовать не только себя, но и все направление на пределах преодоленного уже культурного пространства. Тем более, что упомянутые укороченные культурные поколения дают возможность многим авторам-концептуалистам иметь эту счастливую возможность не посмертно, а в достаточном цветении сил и ясности разума, которая в предыдущие времена, когда культурные поколения совпадали с биологическими, выпадала художникам лишь посмертно, создавая вокруг них миф и образ непризнанных гениев, имеющих шанс быть понятыми только после своего ухода. Заметим, что описанные телесные испытания, конечно же, будут переживаться конкретными авторами только той частью своей телесности, которая отдана коллективному телу концептуализма и, естественно, в меру идентификации с ним.

Некоторым может показаться, да в общем-то так оно и есть, что я, имея вполне определенное отношение к данному направлению, все это говорю в свою защиту, оправдание и в поспешную опережающую реализацию упований. Ну что же, возможно, так оно и есть. А что, нельзя? Можно! Тем более, вспомним, речь-то идет вовсе не обо мне, а об Андрее Викторовиче Монастырском. К тому же, что сценарий задержанной, продленной жизнеспособности несколько сокращает период неприятного мертвого состояния и ускоряет процесс перехода в другой модус бытия, и уже сейчас мы наблюдаем некоторых молодых людей, не вступающих под знамена концептуализма, но наследующих как бы через поколение его приемы и традиции. Но это так, к слову.