Люди больше всего ненавидят тех, кому больше обязаны.
«Письма к Луцилию», 19, 11 (141, с.36)
Малая ссуда делает человека твоим должником, большая – врагом.
«Письма к Луцилию», 19, 11 (141, с.36)
(Благодеяния надо) не разбрасывать, а распределять. (...) Дело не в том, что ты дал, а в том, кому ты дал.
«Письма к Луцилию», 19, 12 (141, с.36–37)
Люди не знают, чего хотят, до того мига, пока не захотят чего-нибудь.
«Письма к Луцилию», 20, 6 (141, с.37)
Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, нежели все время висеть.
«Письма к Луцилию», 22, 3 (141, с.41)
Немногих удерживает рабство, большинство за свое рабство держится.
«Письма к Луцилию», 22, 11 (141, с.42)
Все заботятся не о том, правильно ли они живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно – это всем доступно, жить долго – никому.
«Письма к Луцилию», 22, 17 (141, с.42)
Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы.
«Письма к Луцилию», 23, 5 (141, с.43)
Плохо живут те, кто всегда начинает жизнь сначала. (...) Напрасно мы полагаем, будто таких людей мало: почти все таковы. А некоторые тогда и начинают жить, когда пора кончать. А (...) некоторые кончают жить, так и не начав.
«Письма к Луцилию», 23, 9, 11 (141, с.44)
Зачем сейчас портить себе жизнь страхом перед будущим? Глупо (...) чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.
«Письма к Луцилию», 24, 1 (141, с.44)
Если ты хочешь избавиться от всякой тревоги, представь себе, что пугающее тебя случится непременно, и какова бы ни была беда, найди ей меру и взвесь свой страх. Тогда ты наверняка поймешь, что несчастье, которого ты боишься, или не так велико, или не так длительно.
«Письма к Луцилию», 24, 2 (141, с.44)
Поверь мне, (...) смерть настолько не страшна, что благодаря ей ничто не страшно.
«Письма к Луцилию», 24, 11 (141, с.46)
Надейся на справедливое решение, но будь готов к несправедливому.
«Письма к Луцилию», 24, 12 (141, с.46)
Отдели смятение от его причины, смотри на само дело – и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха.
«Письма к Луцилию», 24, 12 (141, с.46)
Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая раньше вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней – а шли мы долго. (...) «Смерть, уносящая нас, – лишь последняя смерть среди многих».
«Письма к Луцилию», 24, 20–21 (141, с.47)