В нашей стране не начнется война, потому что мы все заранее чувствуем. Вот я, например, шел, и мне навстречу — какой-то пьяный мужик с коробкой «микроволновки»: шатается туда-сюда, ерунду какую-то поет. Я сразу понял, что он пьяный, и осторожно так объехал его на велике.
Если бы я встретил Медведева и Путина, я не стал бы их ни о чем спрашивать. Зачем?
Что в новостях говорят, это — по-настоящему. И Медведев правда есть. Путин тоже.
До президентов, когда их не было, я думаю, страной управляли всякие люди в новостях.
В тиши развесистых бананов
Нет-нет, да и вспомнится мне, как перед общегосударственными праздниками входил в дверь мой отец, обвешанный гроздьями бананов. Папа был мужчина крупный, как я. На папе были галоши, фетровая шляпа, и он мне кричал: «Митька! Принимай дары африканских лесов! В заказе на работе дали!» И помню я, как, сидя на деревянной табуретке, откусывал светлую нежную мякоть, и мама моя стояла рядом и говорила мне: «Вот так бы, Митечка, тебе всю жизнь было вкусно и питательно». А после я срывался с табуретки, и мягкая кожура летела в окно, и всякий раз какой-нибудь зазевавшийся дядя смешно поскальзывался на ней, и ноги его летели вверх, а сам он летел вниз. И при советской власти люди поскальзывались на банановой кожуре!
Теперь на чем-то куда-то скользит вся страна. Низом вверх, а верхом вниз. Но лишь отчасти я бы осмелился назвать эту страну по имени полезного и вкусного фрукта. Я не совсем понимаю: а что уж в ней такого «бананового»? Что уж в ней такого «тропического»?
Кое-что есть. Кроме мглистой и душной погоды минувшего лета. Кроме флагов, реляций, «блистательных товарищей» и осквернителей праха. Это я тоже начинаю понимать. Сижу у себя и начинаю понимать, что есть кое-что такое, из-за чего вот-вот вся страна окончательно впадет в ее непроходимо-банановое состояние. И в этом смысле запахнет вокруг такой модернизацией, какой и при советской власти не пахли самые передовые загоны для скота.
Я, впрочем, все-таки Глобусов и, как вы знаете, Митрофан. Я много работаю, сочиняю. Я много пишу. Я часто спорю с женой, хожу ночами по квартире, и крупное лицо мое отражается в зеркале в ванной комнате. И я имею право на то, чтобы повсюду наступило полное банановое великолепие. Я не совсем понимаю, как это возможно, но думаю, что бананы будут везде, и тугие гроздья их войдут в состав мощной и единственной статьи экспорта. Длинные, желтые и питательные фрукты заменят нефть, уголь, торф, алюминий, свинину, говядину, макароны, гречневую крупу, чебуреки. Появятся в городах кафе и рестораны, и в этих кафе и ресторанах пареные, моченые и жареные бананы по своим вкусовым качествам превзойдут итальянскую пиццу, японскую суши и утку с яблоками. И публичные соревнования, кто дальше всех прокатится на банановой кожуре, займут первое место среди всех остальных олимпийских видов спорта.
Человек с бананами, торчащими из всех естественных отверстий, станет президентом страны. Его изберут единогласно на ближайшие сорок лет, и всякий, кто подвергнет хоть какому-либо осмеянию его легитимность, отправлен будет туда, где и в помине не было никаких бананов, а только промозглый ветер, сдувающий все, что ни есть, в сторону Северно-Ледовитого океана.
И однажды я утром встану и подойду к окну. И увижу я, что на тополях под окном бананы растут. Приглядевшись, я увижу, что они уже повсюду растут, в том числе и на чахлых кустах. Значит, подумаю я, приехали. Сбылась давнишняя мечта, и страна моя стала единственной в мире страной самых больших, самых длинных, самых питательных и самых развесистых бананов.
Естественно, я протру глаза, но фантастическая картина не пропадет. И, выйдя на улицу, я, как тот дядя в моем детстве, полечу ногами вверх, а головой вниз.
Лечить меня будут с помощью диеты на основе специальной настойки на водке и банановой кожуре.
Репетиция ада
Отжужжали южноафриканские вувузелы, и воцарилась у нас южноафриканская жара. Зазвучала одинокая рында, загорелись лесопосадки, задымили торфяные болота, и температура на моем уличном градуснике принялась доходить до 40 градусов по шкале Цельсия. Жара, таким образом, обрушилась на меня впечатляющая. Ад, мать его за ногу. Репетиция!
Женщины, замечу, в таких условиях разделись первыми, как и положено им по природе. Из марева нагрянувшей духоты вышли сотни и тысячи обнаженных красавиц и туда же ушли, оставив после себя мимолетные впечатления в одинокой моей, но отравленной гарью душе.
Мужчины облачились в сандалеты, шорты, майки, бейсболки. Под солнцезащитном зонтом с японскими цветами я видел только одного мужчину. Одной рукой он держался за горячий поручень в вагоне метро, в другой держал зонт. Была бы третья рука, то в ней бы он держал бутылку «Клинского».
Сам я бутылку «Клинского» в руке не держал. В такую погоду я выпиваю утром огромный стакан воды. И никакой, замечу, водки.