Мысли и сердце

Кабинет. Он совсем неплох. Стены покрашены в хороший цвет. Светло. Занавески только старомодные, с пупышками. Нужно сменить на яркие. А впрочем, какая разница? У меня с годами все меньше и меньше тяга к вещам. Пожалуй, к старости пойму Диогена. Если бы в бочке была ванна.

– Садись, приступим.

Долго пишем - я в журнал, он - в историю болезни. Вспоминаем, чтобы не забыть чего, не исказить. Операция еще новая - приходится записывать подробно. Потом протоколы будут все короче и короче, пока останутся одни «обычно», «обычные»…

Интересно идет мышление: сразу в нескольких планах. Вот тянется одна цепочка - мысли о Саше. Периодами она разрывается и включается другая - о медицине, об операциях, кровообращении. В интервалах между тем и другим - всякий вздор, порожденный тем, что попадает на глаза и в уши. Поток мышления.

У меня сейчас какое-то особенное состояние. Подъем, ясность, свобода мысли. Совсем иначе, чем до операции. Тогда был придавлен ожиданием опасности. Тянулась только одна ниточка - операция и все с ней связанное. Тоже подъем, но совсем другой - целеустремленный и неприятный. Страшно, но нужно. И - сожмись! А сейчас все открыто, все интересно и ново.

Писать закончили, и Женя пошел.

Шесть тридцать. Уже час после операции. Посижу еще пару часов и пойду. Если все благополучно. А, не загадывай! Кровотечение, почки, отек легких. Много всяких бед ожидает.

Покурим. «Меняю хлеб… на горькую… затяжку…» Песня.

Музыку бы сейчас послушать. Нужно магнитофон завести, как в лучших домах. Есть такие профессора, что все пишут на магнитофон.

Ерунда, твоя канцелярия слишком мала… Разве что песни. Но сколько таких минут, как сегодня, - чтобы и радость и время?

Сказал там кто-нибудь Рае? Не хочется идти. Марья с ней дружит, наверное, поговорила. Нехорошо утром получилось.

Что же все-таки делать? Не читать же скучные диссертации? Как они надоели! Вся жизнь ученого - с диссертациями. Сначала пишешь сам, потом руководишь, рецензируешь, слушаешь на ученых советах.

Смешно - я ученый. Никак я с этим внутренне не соглашаюсь. Я - доктор, врач.

Спуститься к ребятам, поболтать? Не получится. Я с грустью чувствую, как все больше и больше отдаляюсь от них. Возраст, что ли? Или стал зазнаваться, как некоторые говорят? Неверно. Хотя бы потому, что честно, сам перед собой, я не вижу никаких оснований. Хороший доктор. Но из них, ребят, многие будут лучше. Это моя главная мысль, первым планом. А где-то ниже жужжит другая, спесивая: «Все-таки Я - это Я. Сделал то-то и то-то, что другим не удалось. Последнее - клапан. Научных работ кучу написал, несколько книг. Диссертаций сколько от меня вышло…» Дерьмо ты! Выпусти только эти мысли на волю - и живо вообразишь, что в самом деле чего-то стоишь, что ты ученый. Не заблуждайся: трудам твоим грош цена. Пройдет несколько лет, и никто их читать не станет, все безнадежно устареет. Прогресс хирургии остановить нельзя. Сначала оперировали желудки, потом пищеводы, потом легкие. Теперь - сердца, а в них - клапаны. Мои статейки и книги о хирургии желудка и легких в какой-то степени пройденный этап, никому не интересны, то же будет и с работами о сердце. Но мысли - эгоисты: «Я все-таки способствовал этому прогрессу». Да, конечно, хотя и не был первооткрывателем. Но какое это имеет значение? Разве это хоть чуточку изменило мир? А ты хочешь изменить? Да, хочу. Все хотят. Чтобы не было войны, чтобы все люди стали хорошими.

Только наука изменит мир. Наука в широком смысле: и как расщеплять атом, и как воспитывать детей… И взрослых тоже.

Вот Саша - ученый. Ах, как здорово, что он живой! Медицина пригодилась. Много я от него почерпнул, от Саши. Моя медицина стала гораздо яснее. Вырисовался какой-то скелет науки, который нужно только одеть цифрами. Саша объяснил: настоящая наука начинается, когда можно считать. Это будто еще Менделеев сказал.

Может быть, почитать Сашину тетрадь? Мне кажется, что я теперь имею на нее некоторое право. На письмо, пожалуй, нет - это слишком интимно, а тетрадь - там, наверное, наука? Небось ничего не пойму. Математика. Как жаль, что я ее не знаю. От формул меня сразу начинает поташнивать, и я тороплюсь заглянуть дальше или вообще закрыть книгу.

Все-таки любопытно, что там написано. Хотя бы перелистать.

А не просмотрят они там, в операционной, чего-нибудь? Прошло… Сколько? Всего десять минут, как ушел Женя. Посижу еще. Опытные ребята наблюдают за ним. А я так устал, что и подняться трудно. Старость. Чаю бы попить… Жаль, что в свое время не завел таких порядков. Придется терпеть.

Толстенькая тетрадка. Название на весь первый лист: «Размышления». Фи, дешевка! Как школьник. Не суди строго. Все делают ошибки. И уж тем более не мне судить. Сколько сделано в жизни глупого?

Листаю. Странная тетрадь. В науку вкраплены записи, как в дневнике. Явно не для печати,