Мысли о войне

Грей сказал г. Камбону: «Мы еще не решили, что делать в случае вовлечения Германии и Франции в войну: об этом следует еще подумать. Франция в таком случае оказалась бы вовлеченной в войну, которая не была бы ее собственной, но участвовать в которой она была бы вынуждена в силу своих союзных обязательств, своей чести и своих интересов. Мы свободны от обязательств, и нам предстояло бы решить, что предпринять в интересах Британии. Я считал необходимым сказать это, потому что и мы, как известно, принимаем уже все меры предосторожности относительно нашего флота, и я имею в виду предупредить князя Лихновского, чтобы он не рассчитывал на нашу безучастность. Однако было бы неправильно с моей стороны, если бы я допустил, чтобы у г. Камбона сложилось ошибочное предположение, будто это обозначает, что мы уже решили, что нам делать, в случае наступления конфликта, который, как я надеюсь, еще можно предотвратить».

И затем 31 июля:

«До сего времени ни мы, ни общественное мнение не замечали, чтобы были затронуты какие-либо договоры или обязательства нашей страны. Дальнейшее развитие событий может изменить положение и склонить правительство, а также парламент к мнению, что имеются основания для нашего вмешательства… Г. Камбон повторил свой вопрос, думаем ли мы помогать Франции, если Германия нападет на нее. Я сказал, что могу только остаться при своем прежнем ответе, что мы при настоящем положении дел не можем брать на себя никаких обязательств… Кабинет, несомненно, займется этим вопросом, как только наступит новый оборот событий; но в настоящую минуту единственный ответ, который я могу дать, это – что мы не можем взять на себя никаких окончательных обязательств».

Затем весьма выразительное заявление в той же самой беседе:

«Соблюдение нейтралитета Бельгии может быть не хочу сказать – решающим, но весьма важным, фактором в смысле определения нашего поведения».

Вполне ясен, наконец, смысл беседы сэра Эдуарда Грея с князем Лихновским 1 августа. Грей сам передает ее в следующих словах:

«Он спросил меня, обязуемся ли мы оставаться нейтральными, если Германия обещает не нарушать бельгийского нейтралитета. Я ответил, что сказать этого не могу; наши руки все еще свободны, и мы еще думаем о том, каково будет наше поведение. Все, что я мог бы сказать, это то, что наше поведение зависит от общественного мнения и что в этом отношении соблюдение нейтралитета Бельгии могло бы оказать на него весьма сильное влияние. Я не думаю, что мы можем обещать оставаться нейтральными исключительно на основании этого условия. Посол настойчиво допытывался, могу ли я перечислить условия, при которых мы останемся нейтральными. Он даже намекал на то, что могла бы быть гарантирована неприкосновенность Франции и ее колоний. Я сказал, что считаю себя обязанным решительно отказать ему в обещании нейтралитета на таких условиях и только могу заявить, что у нас руки должны быть свободными»[36].

Можно было бы привести еще много доказательств. Позволим себе упомянуть здесь только еще одно. 1 августа сэр Эдуард Грей заявил французскому послу, что он потребует в кабинете министров декларации, что английский флот окажет сопротивление, в случае попытки прохода германских судов через канал, а также всякой демонстрации у французского побережья. Утром 2 августа это заявление стало официальным, и тем самым наступило состояние войны между Англией и Германией. К этому времени мы, однако, еще не успели предъявить нашего ультиматума Бельгии.