Мысли о жизни. Воспоминания

Светлою, чешуйчатою сталью

С головы до ног облечены,

На ладьях дубовых вылетали

Мужи фьорда, возжелав войны.

Вдоль бортов тяжелые висели

Воинов округлые щиты,

Волны бились в пенистом весельи

В свежепросмоленные борты.

И над выпуклой равниной моря

Завывали хриплые рога,

И скрывались в утреннем просторе

Затуманенные берега…

Были алчны, веселы и смелы,

Юной волею опьянены,

Крепче ясеня упругим телом

И душой стремительней волны.

От болот Фрисляндии холодной

До сирийских знойных берегов

Возникали из пучины водной

Толпы белокурых смельчаков.

Ревом стад, возов протяжным скрипом

Наполнялись колеи дорог,

И вороньим неумолчным криком

О беде вещал угрюмый рок.

А в монастырях, в полдневных странах,

Ко Христу взывал дрожащий клир:

– Да хранит от ярости норманнов

Верный церкви христианский мир.

II

Я седые разбираю руны

Потаенной памяти моей,

Старой арфы слышу говор струнный,

Весел плеск и ропоты морей.

Тень встает в туманах полунощных,

Опирающаяся на меч, —

Узнаю тебя, мой пращур мощный,

Запевала грабежей и сеч.

Рослый, меднокудрый, бородатый,

Ты молчишь, приемля волн хвалы,

Шрам от сарацинского булата

Вьется вдоль обветренной скулы.

И кольчуга холодно мерцает,

Пены брызгами орошена,

И ладья твоя летит, качаясь,

Сквозь пространства, ветры, времена…

А над Балтикой, – ты помнишь, Эрик? —

Вечер молчаливый угасал,

Шли ладьи, родной покинув берег,

Шли ладьи, раскинув паруса.

Стаей кречетов ладьи летели,

Кровь зари стекала по щитам,

Паруса, вздуваясь, шелестели,

Волны льнули к выгнутым бортам.

О богах родимого Готланда,

О морских глубин холодной мгле,

О свирепых скрялингах Винланда

Пели скальды на крутой корме.

Пели скальды, рокотали воды,

Уносился ветер наугад,

Тускло рдел предвестник непогоды —

Раскаленный докрасна закат.

Так, по воле паруса и ветра,

Словно жизнь, прекрасен и жесток,

Плыл с дружиной старого Хрорекра —

Эрик, сын Яльмара, на восток.

III