Мысли по дороге на пенсию

Дмитрий Бахта Мысли по дороге на пенсию

Глава первая Потери и находки

«Ущербное становится совершенным, кривое — прямым, пустое — наполненным, ветхое сменяется новым. Стремясь к малому, достигаешь многого; стремление получить знания, ведет к заблуждениям».

В некотором царстве, в некотором государстве, жил был старый солдат. Долго ли коротко, дослужился он до пенсии. Верой и правдой служил, а иногда и вовсе геройски. Временами и как бог на душу служил. То есть, мягко говоря, хреново. Но вот, пришел день, и писарь с капралом вызвали солдатушку и говорят: «Вот мол, сукин кот, так и так, — дослужился ты до пенсии. И за двадцать пять лет и два ранения, с вычетом за утопленную пушку, ложит тебе царь батюшка, рупь да полушку. Да в месяц сорок копеек содержания и грамоту похвального содержания. Для нее кожаную папку и с хвостом волчьим шапку». Хмыкнул старый солдат, поклонился, сплюнул табачной слюной да повинился: «Ну, простите, прощайте. Раздражения, вспоминая, не ощущайте, коль придет воевать пора, позвоните, мол воевать пора».

Развернулся да пошел вещички собирать. Идет, да и думает: «Смешно … В первый раз стихом заговорил! Вот что значит, Вы ко мне вежливо — и я Вам куплетом». Подумал так и перестал рифмы продуцировать, начал по-простому, по привычному думать. А тут и казарма родная, и вовсе думать перестал, даже по-простому. Когда ж тут думать, надо вещи собирать. А все сослуживцы, бравые ребятушки, так и норовят хлопнуть по чему ни попадя со всей дури, и поздравительно гаркнуть что-нить неприличное. Много их, солдатушек-сослуживцев, аж бока заболели. Хорошо вещичек, всего то нажилось: сидор солдатский, трубочка, да кисет. Много чего видала эта трубочка! Почитай двадцать лет мыкал холод, голод, драку и дисциплинарные взыскания. Трех отцов командиров пережил, переслужил, а трубочка все рядышком. Про кисет вообще отдельная история. Прислала его заочница — молодуха по переписке, грит: «Вышивала для суженого, да беда, ушел суженый в общину бабаджистов. И ходит с барабаном и лысый, кармические пирожки продает, поет на басурманском языке. А любушку свою, типа и не знал никогда …» Вот и достался кисетик старому солдату в знак протеста. А еще в вещичках имелся карандаш антигерпесный, да кафтан многоцелевой, старый и привычный. Ну, с кафтаном понятно: спасал и от холода, и от дождя, и подушкой был, и одеялом, и в карты ставкой, и в ломбард залогом, нужнейший был кафтан. Да и памятный: Эта латка — в штыковую атаку на Капказе заработана, эта — у костерка уголек отскочил. Не кафтан, а история, мемуар. С карандашом и того чудней. Спер его солдатик у подвыпившего мериканского офицера, когда тот брататься лез. Прочитать то, что он антигерпесный, прочитал солдатик, а вот что это значит, не ясно было. И неясность эта карандашик сделала ценным и таинственным — вдруг, например, волшебный он, или, еще чего доброго, деньжищ стоит бешеных?

Собрал солдат вещички и побрел на пенсию. Надо отметить, что старый солдат, на самом деле, был еще хоть куда мужичок! Старостью там и не пахло, а пахло лучком молотым, опять же табаком трубочным и привычкой редко менять портянки. И на психическое здоровье армейские годы повлияли тоже положительно. Психопатии и следа не было. А была, идеологическая зрелось, житейская сметка и удивительной силы стрессоустойчивость. Силен был солдатик, как конь полковой. Красив, вот нет, не был. Скорей корявоват, что однако его не расстраивало. Да и когда расстраиваться — занят был службой. В перерывах, иногда мародерствовал и охальничал. В дни получки выпивал и поигрывал в шашки на денюжку, а остальное время служил. И не то, чтоб расстраиваться, а и вообще — думать было некогда!