Мыслитель Миров и другие рассказы

Тяжело дыша от возмущения, Раймонд обозревал мерзость запустения. Он помнил тот день, когда было закончено строительство Нового Города: образцового поселка из тридцати шести чистых, аккуратных хижин, ничем не хуже бунгало колонистов. Архидьякон Бернетт приготовился благословить селение; работники-добровольцы преклонили колени на центральном дворе, чтобы вознести молитвы. Пятьдесят или шестьдесят флитов спустились по склонам, чтобы поглазеть на обряд – закутанные в лохмотья шкур, они стояли, широко открыв глаза – исхудавшие, задубевшие под солнцами и ветром мужчины со спутанными волосами, их озорные пухлые женщины. В Колонии считали, что женщины флитов распущенны и неразборчивы в связях.

После воззвания к небесам архидьякон вручил вождю флитов большой ключ из позолоченной фанеры: «Передаю тебе этот ключ во имя будущего благополучия твоего народа! Храни его! Не потеряй его!»

Вождь двухметрового роста стоял перед священником – тощий, как копье, словно вырезанный из дерева, с резким и жестким, как у черепахи, профилем. На нем были засаленные черные тряпки; в руке он держал длинный жезл, обвитый козьей шкурой. Только он один из всего племени умел говорить на языке колонистов, причем настолько хорошо, что это каждый раз шокировало поселенцев.

«Плевать я хотел на всех остальных, – безразлично и хрипло произнес вождь. – Пусть делают, что хотят. Так лучше всего».

Архидьякон Бернетт не впервые сталкивался с таким отношением. Человек терпимый, он не возмутился, но попытался возразить против того, что, с его точки зрения, было нерациональным подходом: «Неужели вы не хотите вернуться в лоно цивилизации? Неужели вы не хотите поклоняться Богу, вести чистую и здоровую жизнь?»

«Нет».

Архидьякон усмехнулся: «Что ж, мы поможем вам в любом случае – насколько это в наших силах. Мы можем научить вас читать и считать, можем лечить болезни. Конечно, вам придется соблюдать чистоту и привыкнуть к упорядоченной жизни – потому что в этом и заключается цивилизация».

Вождь хмыкнул: «Вы не умеете даже коз пасти».

«Мы – не миссионеры, – продолжал архидьякон. – Но когда вы будете готовы познать Истину, мы будем готовы вам помочь».

«Мф! Мф! Какая вам от этого выгода?»

Архидьякон улыбнулся: «Никакой. Мы такие же люди, как вы. Значит, мы обязаны вам помогать».

Вождь повернулся и что-то прокричал соплеменникам; те бросились гурьбой вверх по скалам, карабкаясь, как лихорадочные призраки – волосы развевались на ветру, козьи шкуры хлопали по ляжкам.

«Что это? Почему?» – всплеснул руками архидьякон. «Вернись!» – позвал он вождя, поднимавшегося в гору вслед за соплеменниками.

Вождь, уже взобравшийся на скалу, ответил сверху: «Вы все сошли с ума».

«Нет! Нет!» – восклицал архидьякон. То была величественная сцена, словно отрепетированная в театре: седовласый архидьякон призывал вождя дикарей и его рассеявшихся по скалистому склону соплеменников – неприступных святых-сатиров – в непрерывно меняющемся сиянии трех солнц.

Каким-то образом ему удалось уговорить вождя спуститься в Новый Город. Старый Флитвилл находился почти на километр выше, в седловине между вершинами, притягивавшей к себе все ветры и тучи Гран-Монтани – там даже козы с трудом удерживались на скалах. Флитвилл: холодное, сырое, мрачное место! Архидьякон убедительно разъяснял и подчеркивал каждый из недостатков Старого Флитвилла. Вождь упрямо заявлял, что предпочитал верхнее селение Новому Городу.

Решающим доводом стали двадцать килограммов соли – архидьякону пришлось поступиться принципами и прибегнуть к подкупу. Примерно шестьдесят флитов переселились в новые хижины с насмешливо-отстраненным выражением лиц – так, будто архидьякон потребовал, чтобы они разыгрывали какое-то глупое представление.

Архидьякон еще раз благословил селение – колонисты снова опустились на колени. Флиты с любопытством выглядывали из дверей и окон новых жилищ. Еще двадцать или тридцать флитов спустились, прыгая со скалы на скалу, и пригнали с собой стадо коз – животных они разместили в небольшой часовне. Улыбка архидьякона застыла и стала болезненной, но, к его чести, он не стал вмешиваться.

Через некоторое время колонисты побрели вниз, к себе в долину. Они сделали все, что могли, но при этом не совсем понимали, чтó именно им удалось сделать.

Через два месяца Новый Город опустел. Брат Раймонд и сестра Мэри обошли все селение – хижины смотрели на них пустыми темными проемами окон и дверей.

«Куда они делись?» – приглушенно спросила Мэри.

«Все они спятили! – отозвался Раймонд. – Свихнулись, чокнулись, сбрендили!» Он подошел ко входу в часовню, просунул голову внутрь. И схватился за дверную раму так крепко, что побелели костяшки его пальцев.

«Что случилось?» – тревожно спросила Мэри.

Раймонд не позволил ей подойти: «Трупы… десяток – дюжина – может быть, пятнадцать тел».

«Раймонд! – они смотрели друг другу в глаза. – Почему? Каким образом?»

Раймонд покачал головой. Движимые одной и той же мыслью, они повернулись и взглянули наверх, в сторону Старого Флитвилла.

«Похоже на то, что нам придется сходить туда и узнать, в чем дело».