Мыслитель Миров и другие рассказы

«У меня возникали серьезные опасения, но я терпеть не могу трусость, готовность отступать перед трудностями. Невозможно спорить с тем, что Маскерейн – безоговорочное зло. Но Маскерейн – это знание, а человеку не подобает отказываться от знаний. Кто может сказать наверняка? Может быть, в конечном счете это принесет какую-то пользу. Огонь принес человечеству больше пользы, чем вреда; опасные взрывчатые вещества оказались полезными, и в конечном счете можно надеяться, что полезной станет атомная энергия. Поэтому – так же, как Эйнштейну пришлось преодолеть опасения и заставить себя вывести формулу E = mc², я заставляю себя изложить результаты своих экспериментов».

Бэнкс ухмыльнулся. Самый что ни на есть чокнутый псих, чистопородный! Редактор нахмурился, однако: «Отправлено из отдела архивов Смитсоновского института». В этом чувствовалось какое-то несоответствие… Бэнкс продолжал читать, пропуская иные параграфы, но уделяя особое внимание то какой-нибудь строке, то заинтересовавшей его фразе:

« – процесс, при котором ты всматриваешься вглубь, глубже, еще глубже, напрягаясь, заставляя себя, а затем, достигнув предела, словно разворачиваешься на месте и смотришь наружу…»

Бэнкс внезапно поднял голову – прозвучал зуммер внутренней связи. Он нажал клавишу.

Послышался голос Лоррены: «Консультант Сет Фрамус уже здесь, господин Бэнкс».

«Попроси его присесть и подождать, пожалуйста, – отозвался Бэнкс. – Я приму его сию минуту».

Лоррена, уже готовая пригласить Фрамуса пройти в кабинет, удивилась. Фрамус тоже, судя по всему, слегка удивился, но терпеливо уселся на стул, похлопывая по колену сложенной вчетверо газетой.

Бэнкс вернулся к просмотру рукописи:

«Здесь бывает очень тихо и спокойно – но только тогда, когда Эго может прятаться за вышеупомянутыми вязкими молочными столбами. Здесь легко заблудиться, в самом повседневном смысле слова. Что может быть смехотворнее, трагичнее? Стать узником самого себя, если можно так выразиться!»

Бэнкс вызвал секретаршу: «Соедините меня со Смитсоновским институтом».

«Да, господин Бэнкс!» – Лоррена взглянула на Сета Фрамуса: расслышал ли он слова редактора? Он их слышал – и стал еще чаще постукивать газетой по колену.

Тем временем Бэнкс перелистывал страницы:

«Естественно, меня это никогда не останавливало. Я не позволял себе поддаваться, сдерживал нервную дрожь и позывы к рвоте – и продолжал. Должен отметить при этом, что мне вполне удавалась приходить и уходить, возвращаясь с несколькими красными устройствами, причем многие из них все еще оставались теплыми».

Звонок заставил Бэнкса вздрогнуть. Он ответил с некоторым раздражением: «Да, Лоррена?»

«Смитсоновский институт, господин Бэнкс».

«О! Алло? Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из отдела архивов, э… если это возможно, с господином Макилвейном?»

«Одну минуту, – отозвался женский голос. – Сегодня в архиве работает господин Криспин».

Бэнкса соединили с Криспином. Редактор представился; Криспин поинтересовался: «Чем я могу быть полезен?»

«Я хотел бы поговорить с Энгюсом Макилвейном», – объяснил Бэнкс.

Криспин был очевидно озадачен: «С Макилвейном? В каком отделе он числится?»

«В отделе архивов, насколько мне известно».

«Странно, не припомню… Конечно, у нас выполняется ряд особых проектов – приглашены группы исследователей и тому подобное».

«Не могли бы вы, пожалуйста, проверить поточнее?»

«Разумеется, господин Бэнкс – если это необходимо…»

«Я был бы очень признателен, если бы вы могли это сделать, после чего позвонили бы мне за мой счет. Или я мог бы просто подождать на линии».

«Это займет пять или десять минут».

«Замечательно! Я подожду».