Mysterium Coniunctionis

787 Мы верим, что мы можем высказывать суждения о Боге, давать ему определения, формировать о нем мнение, отличать его как единственно верного от всех прочих богов. Думается, настала пора начать понимать, что когда мы говорим о Боге или богах, мы говорим о спорных образах из психоидного царства. Существование трансцендентальной реальности действительно является самоочевидным, но нашему сознанию чрезвычайно трудно сконструировать интеллектуальные модели, которые стали бы графическим изображением воспринятой нами реальности. Наши гипотезы расплывчаты и сделаны наугад, и нам нигде не найти доказательств их верности. То, что мир внутри и вне нас покоится на трансцендентальной основе, так же несомненно, как и наше собственное существование, но так же несомненно и то, что непосредственное восприятие архетипического мира внутри нас также мало соответствует истине как непосредственное восприятие физического мира вне нас. Если мы убеждены, что мы знаем абсолютную истину о метафизических вещах, это значит не что иное, как то, что архетипические образы овладели нашими мышлением и чувством до такой степени, что они утратили свое качество функций, находящихся в нашем распоряжении. Эта утрата проявляется в том факте, что объект восприятия становится абсолютным и не подлежащим сомнению, и окружается таким эмоциональным табу, что любой, кто решается задуматься над ним, автоматически клеймится как еретик и богохульник. Во всех других случаях любой человек полагает, что разумно подвергать объективной критике созданный им субъективный образ какого-либо объекта. Но перед лицом одержимости или яростной эмоции разум бессилен; сверхъестественный архетип доказывает, что в данном случае он сильнее, потому что он может воззвать к жизненной необходимости. Как правило, это происходит тогда, когда он компенсирует ситуацию беспокойства, которую не могут разрешить никакие усилия разума. Мы знаем, что архетип может со страшной силой ворваться в жизнь как индивида, так и целой нации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его называют "Богом". Но поскольку люди не всегда пребывают в ситуации острого беспокойства, или не всегда ощущают это беспокойство, то бывают более спокойные времена, когда появляется возможность для размышлений. Поэтому, когда изучаешь состояние одержимости или эмоционального приступа без предубеждения, то вынужден признать, что одержимость сама по себе не открывает ничего, что ясно и надежно характеризовало бы природу "фактора одержимости", хотя существенной частью этого фено-. мена является то, что "одержимый" чувствует непреодолимую потребность высказывать решительные утверждения. Истина и ошибка находятся настолько близко друг к другу и настолько похожи друг на друга, что никто в здравом уме не может позволить себе не усомниться в вещах, которые произошли с ним в состоянии одержимости. В Первом послании Иоанна 4:1 читаем следующее увещевание: "Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире". Это предупреждение было сделано в то время, когда имелась масса возможностей наблюдать исключительные психические состояния. Хотя мы, как и люди тех времен, считаем , что обладаем надежными критериями, правота этой убежденности, тем не менее должна быть подвергнута сомнению, поскольку ни одно человеческое суждение не может претендовать на непогрешимость.

788 Принимая во внимание эту чрезвычайно запутанную ситуацию, мне представляется, что наиболее осторожным и разумным подходом будет признать факт существования не только психического, но также и психоидного бессознательного и воздержаться от высказывания метафизических суждений, неподвластных человеческому разуму. Не нужно бояться того, что в результате внутренние ощущения будут лишены своей реальности и жизненности. Никакое ощущение не может быть предотвращено более осторожным и скромным подходом, скорее наоборот.

789 Нельзя отрицать того, что психологический подход к этим вопросам помещает в центр картины человека как меру всех вещей. Но придание ему подобной значимости имеет под собой определенные основания. Две мировые религии, буддизм и христианство, каждая по-своему, отвели человеку центральное место, а христианство развило эту тенденцию созданием доктрины о том, что Бог стал не кем иным, как человеком. Никакая психология в мире не может соперничать с достоинством, которым наделил человека сам Бог.

ЭПИЛОГ