Мысы Ледовитого напоминают

5) О транспорте экспедиции и тяготах населения

Свен Ваксель, последний начальник ВСЭ, дал такие оценки: в ней было занято более 1 тыс. постоянных участников (половина — солдаты сибирских полков), и более 2 тыс. временно привлеченных — местные жители (коренные и русские) и ссыльные [Ваксель, с. 22]. Теперь мы знаем, что людей привлечено было гораздо больше: на один только участок с перевалкой было согнано полторы тыс. ссыльных [ВКЭ-2, с. 815]. Вероятно, Ваксель имел в виду число одновременно привлеченных, тогда как за 10 лет общее их число явно превысило 10 тыс. человек.

Одна поездка Челюскина к мысу потребовала 15 нарт и 150 собак (хотя до мыса он дошел с одной упряжкой), из них всего одна собачья упряжка (та, что плыла на «Якуцке») была куплена [Миддендорф, с. 74, 75]. Остальные отняты.

Кое-где действия администрации приводили к полному истреблению населения. Первым это отметил Писарев еще до прибытия отрядов ВСЭ в Сибирь:

«комиссары и сборщики с ясашных людей берут взятки и чинят обиды и разоренья, тако ж и воеводы и головы берут немалыя взятки, отчего несут тамошние жители обиду и разорение, и у многих брали жен и детей в холопы, и ни в котором городе, как в Якутску, что в 2 года тысяч по 15 и больше воеводы наживают[374]». И, в другом докладе: «ежели те их, сборщиков, лихоимственныя взятки пресечены не будут, то все ясашные люди со временем переведутся, как и в других сибирских городах (при других зимовьях — Ю. Ч.) перевелись» [Филиппов, 1911, с. 564].

Власть как бы вняла этим и подобным призывам: появился

«Высочайше утвержденный доклад Сената против разорения ясашных камчатских инородцев сборщиками и управителями и о назначении Григория Писарева в Охотск командиром» (Журн. Кабинета, 9 мая 1733 г. // СИРИО, т. 106, с. 207).

К сожалению, внимательное чтение доклада и ему подобных [ВКЭ-1, док-ты 118, 119, 153; ВКЭ-2, с. 269] показывает, что реальных результатов было всего три: 1) ссыльный Писарев, прежде отстраненный от командования за неспособность организовать строительство, возвращен в Охотск командиром; 2) якутский воевода Фадей Жадовский, грабивший особо жестоко, лишен должности и вызван в Петербург[375]; 3) приказано казнить (как, не оговорено) трех зачинщиков бунта на Камчатке, хотя признано, что и сам бунт был следствием «несносных обид камисарских», и что «бить челом им в такой дальности некому, и может быть что и не знают» [ВКЭ 1, с. 431, 435][376]. Притом в Решении Сената никаких имён провинившихся чиновников нет, хотя у Писарева они есть. Вместо этого приказано разыскать и пытать неких безымянных «камисаров».

Последовал Высочайший Указ того же содержания. Его было предписано вывесить во всех острогах и зимовьях, вручить старшинам племён и зачитывать всем, кто сдает ясак, на их языке [Явловский, 2002, с. 114–115]. Более никто, по всей видимости, наказан не был, и практика осталась прежней. (Словом, похоже на извечную российскую практику.)

Ограбление продолжалось в тех же формах и размерах. В 1741 году об этом независимо сообщали в Петербург с Камчатки Беринг (сам в этом не безгрешный) и его натуралист Георг Стеллер — так пишет архивист Наталья Охотина-Линд [Under Vitus, 2003]. Так что экспедиционные налоги на население (транспортный, строительный и продовольственный) легли на плечи жителей, уже вконец обобранных. Поэтому прекращение ВСЭ по причине голода, на первый взгляд странное (ведь едоки ее остались на месте), на самом деле имело смысл: экспедиция теряла право требовать от населения исполнения повинностей.

Хотя инструкции для экспедиции «написаны в духе кротости и человеколюбия»[377], не следует на сей счет обольщаться: архивы полны сведений о сборе недоимки ее отрядами. То есть, они выколачивали из уже разоренных ими же бедняков то, чего не сумели местные сборщики ясака и подушного налога вкупе с войсками (напомню: местная власть отвечала за будущие платежи и потому стремилась сохранить население, а отряды экспедиции — нет). Вот зачем корабли ВСЭ имели гораздо больше солдат, чем матросов. Солдат использовали и как матросов, гребцов и бурлаков; главной же их задачей именовались охрана припасов и «понуждение к работе» [ВКЭ-1, с. 564].)