Мысы Ледовитого напоминают

Летом 1736 г. Д. Лаптев спустился на трех дощаниках с грузом по Лене. Оставив груз в устье, отряд прошел до зимовья Ласиниуса, на «Иркутске»… вышел в море… но из-за сплошного льда отступил. Зимовал отряд на нижней Лене. Летом 1737 г. Д. Лаптев привел бот в Якутск и поехал в Петербург за инструкциями. Вернувшись в 1739 г….. обогнул Святой Нос, [вошел в Индигирку и] зимой 1739–1740 г. описал реку Хрому… Летом 1740 г. Д. Лаптев перешел на боте от Индигирке к Колыме, а оттуда к мысу Большой Баранов, где был остановлен льдами… Осенью 1741 г. после второй неудачной попытки обогнуть мыс перебросил отряд на собаках и оленях по Большому Анюю на Анадырь и летом описал эту реку до устья.

3) Почему их зовут Камчатскими?

Первой Камчатской экспедицией принято называть плавание 1727–1729 гг., которым руководил Беринг, хотя до этого туда плавали многие, в том числе по царскому указу. Первая официальная экспедиция (Большой Камчатский наряд, 1716–1719) описала западный Охотский берег, затем геодезисты Иван Евреинов и Федор Лужин (1721) описали Северные Курилы, позже Шпанберг плавал в Японию (1738–1739). Плавание Беринга было направлено не на исследование Камчатки, а на поиск границы Азии и Америки. Наконец, знаменитое второе плавание Беринга (1741–1742) направилось в саму Америку, южней Аляски.

Ни одна из этих экспедиций не была предназначена для исследования Камчатки, так что их названия маскировали истинное их назначение — поиск новых земель в области интересов западных держав, особенно Испании. При полной необустроенности недавно захваченных областей Дальнего Востока политика поиска новых земель вряд ли уместна, но весьма характерна: места, где выбит пушной зверь, Москву больше не интересовали. (Вскоре была надолго заброшена и Камчатка.)

Тем не менее, благодаря Камчатским экспедициям Камчатка была тоже частично освоена и описана. Прежде всего, надо отметить Степана Крашенинникова и его знаменитое «Описание земли Камчатки» (СПб., 1756).

4) О финансах экспедиции

Когда-то А. П. Соколов привел составленную в АК справку, согласно которой вся экспедиция обошлась в 360 тыс. руб. на конец 1742 года [Соколов, 1851, с. 452]. По-видимому, она всех историков устроила (видимо, по ней С. М. Епишкин оценил стоимость ВСЭ в 5 % годового бюджета России — см. выше), хотя ее изъяны бьют в глаза. Она, как позже выяснилось, была логическим продолжением аналогичной записки, затребованной Сенатом у АК в сентябре 1738 года, той самой, где стоимость экспедиции на конец 1737 года оценена в 300 тыс. руб. Она рассмотрена в самом Очерке, и здесь скажу только, что появление второй записки было естественным результатом безнаказанности первой, и что серьезные данные о расходах экспедиции еще предстоит вычислить.

Документы ВСЭ достаточно хорошо обследованы, и серьезных общих сведений о финансировании ВСЭ никем не обнаружено[371]. Поэтому строгие оценки можно дать только путем утомительного анализа массива более частных документов, а это требует долгой работы целого коллектива.

И всё же некоторые оценки сделать можно уже теперь. Хотя сведения о ценах на продовольствие разрозненны и противоречивы, но известно, что уцелевшим спутникам Беринга их командир Ваксель просил выдать по тридцать с чем-то рублей компенсации каждому за недополученные ими за 9 месяцев продукты питания. Это значит, что в камчатских отрядах одно лишь питание простого участника стоило около 40 р. в год, то есть около 11 коп. в день[372]. В Якутске оно обходилось в 2 коп. в день [Покровский, 1941, с. 233], но основная масса едоков была не там, а близ моря и (отчасти) в море, так что оценка 7 коп. в день (25 р. 50 к. в год) на человека не будет завышенной. Это даст 255 тыс. руб. за 10 лет питания основного состава (без офицеров), то есть около 600 тыс. руб. на одно лишь питание всех участников. Если добавить плату за труд (оценить ее не берусь), то вывод Писарева выглядит грубой оценкой снизу, и мы имеем более 25 % годового бюджета.

Писарев, ссыльный, исходил из того, что видел или мог разузнать в Якутске и Охотске, а отчасти в Иркутске, где сам не был. Он, например, ничего не знал про Двинско-Обский отряд (который снабжался через Архангельский порт — см. [Огородников, с. 105–107]), а там, среди прочего, пришлось сменить за негодностью не только командиров кораблей, но и сами корабли. А именно, поморские кочи были там заменены на более дорогие военные боты, более узкие, а потому ходкие. Основная же причина замены — неспособность коча к лавированию [Соколов, 1851, с. 260][373].

Необходимость замены древних кочей и лодий на современные суда ясно видел еще Петр I, но замена требовала больших затрат, а он, как обычно, ограничился рядом запретов. Это повело к упадку северного гражданского флота, но не к появлению флота нового. Наоборот, для западного отряда ДКО корабли были построены средствами Адмиралтейства (видимо, изъятыми у флота военного, но вопрос требует изучения).