Мысы Ледовитого напоминают

Словом, отряд в залив Фаддея попасть по рекам мог. Не зная про полуостров Челюскин и про LIA, не зная своей истинной широты и, разумеется, долготы, путники могли рассчитывать сравнительно легко пройти отсюда к устью Пясины, а затем Енисея (снова глянем на карту Ремезова; о лодках см. Прилож. 5). Но тут их ждал удар: берег уходил далеко на север, а море севернее островов Фаддея не таяло, и плыть было некуда. Дальнейшее известно.

Чем не версия? Пусть она и сомнительна (сочетает трудновыполнимые задачи), но она возможна (не противоречит ни одному известному факту), тогда как северный путь невозможен (противоречит надёжным фактам). И главное: если какие-то люди в XVII веке действительно возвратились с северного Таймыра на южный (см. п. 5), то это почти наверняка значит, что они знали путь. Ведь волоки бывают найдены летом знатоками местности в ходе многолетних поисков, а не погибающими, притом зимой и в полярную ночь.

Но если версия возможна, то порождает и вопросы.

Был ли вообще у наших героев коч? Никаких сведений о нём мы не имеем (небольшой чугунный шкив, через который, видимо, подымали парус, годился и для лодки, а иных остатков снастей нет). Были ли среди них опытные мореходы? Ведь так принято считать лишь потому, что путники там оказались и у них были компасы.

Собирались ли они, попав в море Лаптевых, плыть дальше (на север либо на запад) или, увидав безнадёжную ледовую обстановку, сразу решили возвращаться? Избушка построена явно летняя: стены тонкие и шатучие (Окладниковым найдены две подпорки), без конопатки и, видимо, без навесной двери.

Место её удачно выбрано для разведки будущего пути, но и только. Вернее всего, построив избушку, люди совершили в лодке разведку к западу (увидели там залив, а не пролив), сплавали на север (обнаружили вечные льды) и решили уходить на юг. Где-то в стороне от избушки заготовили мясо и жир (разделка туш на месте добычи довольно обычна) и ушли, забрав припасы и оружие. Оставили троих на людоедство и голодную смерть.

Всё это легко читается по находкам, но людоеды нам не нужны, это непатриотично. А политический заказ 1948 года был исконно патриотическим, причём патриотизм быстро перерастал в шовинизм.

10. История как шовинизм, опрокинутый в прошлое

«История — это политика, опрокинутая в прошлое» (В. И. Ленин). В 1948 году началась «борьба с космополитизмом», то есть возвеличение русского народа в ущерб иным (прежде всего — евреям, которых гнали отовсюду и громили как «безродных космополитов»; многих, уже отсидевших по приговорам 1930-х годов, отправляли в тюрьмы и лагеря снова). Начальство всех мастей и уровней спешило подтвердить свою верность правителю, пресса и литература наполнились «артамоновскими велосипедами»[35], поэтому «открытие мыса Челюскин русскими поморами» оказалось как нельзя кстати. Естественно, что сверху Окладникова торопили и даже карать за марризм не стали.

Сборник ИПРАМ, где Окладников был основным редактором и автором, вышел в свет в 1951 году, в самый разгар кампании. Тема русского превосходства развёрнута там открыто: предисловие прямо связало таймырскую находку с известной речью Сталина о превосходстве русского народа (1945 г.), с которой волна официального шовинизма началась. Ограничусь одной цитатой — в предисловии к сборнику сказано (с. 4), что таймырские находки

«подчёркивают то глубокое прогрессивное влияние, которое оказывали русские, проникавшие в глубь Севера, на коренное местное население».

Разумеется, из того факта, что горстка русских (о туземцах ПСФ принято молчать) погибла вдали от «коренного местного населения», ещё не следует ничего о «прогрессивном влиянии», однако призыв Окладникова писавшими об Арктике был подхвачен. Возьмем хотя бы книгу Василия Скалона, о которой уже была речь в Очерке 1. Книжку Окладникова 1948 года он упоминал.

Труд Скалона хоть и циничен, но всё-таки весьма полезен — списком литературы, которая притом вся или почти вся просмотрена автором. Говоря о мореходах близ Таймыра, Скалой смело развил идею превосходства русских, для чего взялся унизить великого Норденшельда, а затем даже восславил политику самоизоляции, известную ныне как «железный занавес».

Это не стоило бы теперь упоминания, если бы касалось только находок у мыса Фаддея, но Скалой, покончив с Норденшельдом, сформулировал свою главную посылку, ради которой написано остальное:

«в Арктику русские люди шли менее всего как завоеватели», так как «на этом пути не встречалось населения, в борьбе с которым необходимо было применение организованной воинской силы» [Скалой, 1951, с. 35].