Мытарства пассионариев

Откуда в нашем храме взялся этот отец Ипатий? Об этом ходили и ходят целые легенды. Говорили, что он переведен по указанию кого-то из Патриархии аж с Украины, где пострадал за веру сначала в семидесятых от КГБэшников, а потом, в конце восьмидесятых, от бандеровцев. Короче, его и в психушку сажали, и бросали на несколько дней в камеру к уголовникам, и похищали, и били, и калечили. Отец Ипатий — священник-черноризец, монах, принявший постриг от самого митрополита Ростовского и Таганрогского, а благословил его на священство лично игумен Софроний, знаменитый всероссийский старец, у которого сам Патриарх однажды испрашивал совета и благословения. Кстати, в одной из книг Софрония действительно упоминается о поборнике веры, истинном сыне Русской Православной Церкви, украинском иеромонахе Ипатии. География его служений велика: сначала из Ростова-на-Дону его перевели в Ивано-Франковск, из Ивано-Франковска в связи с реальной угрозой жизни его перевели на Донбасс, где он долго служил в одном из небольших шахтерских городов. Затем, видимо, за беспокойный нрав, бунтарский дух и полное игнорирование местного священноначалия снова переводят в Галичину, откуда его, спасая, окончательно «выдергивают» в Россию, поближе к Москве. Непонятно, как священник-монах, не имеющий кроме пяти классов начальной школы никакого образования, тем более семинарского, не говоря уже о богословском, смог стать настоятелем одного из центральных столичных храмов? Загадка. Но факт есть факт.

Те, кто в Патриархии составлял протекцию отцу Ипатию сначала в награждении его саном архимандрита, а затем переводом в Москву, вскоре жестоко пожалели об этом. Как, впрочем, и я. Думаете, одна моя мать изменилась? Изменился весь приход! Приветливые и тихие некогда прихожане стали нервными и какими-то озлобленными, угрюмыми. Все чаще с амвона звучали в проповедях обличительные нотки в сторону архиереев и самого Патриарха в мягкотелости, ошибках, а то и вовсе в ереси и пособничестве сатанинской власти. Моя мать, как и многие прихожане, даже одеваться стала по-другому, как-то серо, уныло. Зимой мужчины все чаще начали приходить в ватниках и бушлатах, а женщины в длинных драповых телогрейках и козьих платках. Мать добилась, чтобы я каждую субботу и воскресенье ходил с ней на службы. Затем начала настаивать, чтобы я бросил своих друзей и подруг. «Зачем?» — спрашиваю я, ведь у меня в институте среди друзей нет ни наркоманов, ни фашистов, ни сектантов, ни еще каких-нибудь отморозков. «И институт вскоре придется бросить», — добила меня маман. Ё-моё! Остался последний курс, а там — практика в Голландии, диплом инженера-механика! Моей специализацией после голландской практики должно было стать «обслуживание электростанций, основанных на альтернативных природных источниках энергии», то есть на энергии ветра, солнца и термальных вод. «Ма, — говорю. — Что стряслось? Ты, часом, не заболела? Ты ж всегда горой за институт была, высшее образование, диплом!» «Вот твои знания и пригодятся людям. Мы скоро уезжаем из этого проклятого города жить в другое место», — оп-па, вилы, как говорится, воткнулись незаметно. Как я вскоре узнал, так же медным тазом накрылись и планы других прихожан отца Ипатия. Я попробовал, было, стать в позу, но мама повела себя так, как никогда до этого не делала: истерики, обмороки в людных местах с публичными укорами сыну, сердечные приступы и почти ежедневные «скорые». По ее словам и по проповедям «батюшки», мы должны выбросить из головы все «глупости» и «соблазны» и как можно быстрее, всё распродав и взяв в дорогу только самое необходимое (буржуйки, топоры, пилы, ватники, кирзовые сапоги, портянки, свечи, соль, спички и т.д.), срочно «спасаться» из Москвы куда-нибудь в глубь Сибири.

Не буду говорить, что творилось в нашей семье и в других семьях «бегунков», как по живому рвалась вся жизнь. Закончилось тем, что, мы, как и все, продали квартиру, машину, дачу и написали заявления на отказ от налоговых номеров. Мать не ожидала, что мы выручим столько денег — почти полмиллиона долларов — и сначала растерялась. Хотела сперва честно все деньги отцу Ипатию отдать, как тот велел, на организацию поселения. Но хорошо, что хоть остатки здравого смысла в ней сохранились, да и нотариус, видать, не впервой сталкивалась с болезными фанатиками, поэтому сумму посоветовала разбить между нами на две части, что дополнительно немного отрезвило мать. Одним словом, нашему дорогому настоятелю перепало сто пятьдесят тысяч, а триста тысяч с хвостиком мы заначили. Как потом выяснилось, так поступило большинство прихожан.

И все-таки по самым скромным подсчетам у батюшки осело семь лимонов долляров! Собрал он всех нас, перекрестил, поставил над нами двух священников, двух диаконов, одного старосту и благословил в дальнюю дорогу, спасаться.

— А сам-то что, не поехал?