Мытарства

— Ладно… Положили меня въ людской… Вижу, народу нѣтъ никого… одинъ кучеръ, да и тотъ пьяный спитъ безъ заднихъ ногъ… Масляница: народъ, извѣстно, гуляетъ… Ладно… Ночью я, не будь дуракъ, снялъ съ себя одѣяніе свое стрѣлецкое, нарядился въ кучеровъ пиджакъ… валенки съ печки снялъ, полушубокъ… айда!… наше вамъ почтеніе!… Живо до города десять верстъ отмахалъ… у Сычихи ночевалъ… утромъ съ Володькой борзымъ все и пропили…

— Ловко!… ха, ха, ха! Вотъ, чай, барыня-то?.. «голубчикъ, голубчикъ… «вы»… вотъ те «вы»… Го, го, го!..

XVIII

Когда всѣ отобѣдали, я опять вошелъ въ столовую и хотя съ трудомъ, но все-таки разыскалъ себѣ мѣстечко въ углу на кончикѣ скамьи за однимъ изъ столовъ, твердо рѣшивъ не сходить съ него до вечера.

Облокотившись на столъ, я задумался, глядя на шумѣвшую, какъ пчелиный рой, толпу людей, и долго сидѣлъ такъ… Мнѣ стало грустно и стыдно, — что я допустилъ себя до всего этого и не имѣю теперь возможности уйти… Сердце мучительно ныло, когда я мысленно переносился домой, въ кругъ своихъ близкихъ, родныхъ…

Голосъ слѣва, раздавшійся такъ рѣзко, что я вздрогнулъ, надъ самымъ моимъ ухомъ, вывелъ меня изъ задумчивости.

— Землячекъ, а, землячекъ, ты чего это носъ-то повѣсилъ?..

Я обернулся и увидалъ какое-то квадратное, обросшее рыжими волосами, улыбающееся лицо стараго мужика. Глаза у него какъ-то странно, точно онъ игралъ ими, то закатывались кверху подъ лобъ, оставляя одни только бѣлки, то сурово спускались внизъ, при чемъ рыжія, необыкновенно густыя брови свирѣпо хмурились… Толстыя красныя губы улыбались и какъ-то смѣшно оттопыривались подъ самый носъ — маленькій и сизый, похожій на грецкій орѣхъ…

Онъ повторилъ свой вопросъ и, видя, что я не отвѣчаю, заговорилъ снова.

— Тебя какъ звать-то?.. Брось думать-то! Э, милый, всѣ мы люди и всѣ человѣки: съ кѣмъ грѣхъ да бѣда не бываетъ… Пройдетъ все… опять на дѣло поступишь: ты человѣкъ, вижу я, не глупый… Не вѣшай головы, не печаль гостей!… Пропился, знать, ась?

И, видя, что я опять не отвѣчаю, онъ продолжалъ:

— Всѣ мы такъ-то… не одинъ ты… Эва народу што, а спроси у любого, какъ, молъ, сюда попалъ? — по пьяному дѣлу!… Всѣ мы по пьяному дѣлу… Просты мы ужъ очень… слабы… къ вину предвержены… Женатъ?..

— Женатъ.

— А зять есть?

— Нѣтъ, зятя нѣту.

— Нѣту?.. говори слава Богу…

— Что-жъ такъ?

— А такъ… зять, я тебѣ прямо, милый, атлепартую: ядовитая штука… особливо богатый… заноза!… Я, можетъ, черезъ зятя-то и пропадаю…

— Какъ такъ?

— А такъ… ты слушай… Ты мнѣ вотъ человѣкъ чужой, впервой тебя вижу, а душа у меня къ тебѣ лежитъ… родные-то нонче хуже чужихъ… Опять и такъ сказать: понятія у нихъ нѣтъ, т. е. насчетъ хоть бы вотъ нашего брата… По ихнему пропился — и больше ничего, никакой къ человѣку жалости нѣтъ… Хоть издохни!… «Такъ и надо, скажутъ, за дѣло»… Видно, кто въ этой шкурѣ не бывалъ, на морозѣ не дрогъ, тотъ нашего брата постигнуть и понять не можетъ… потому — душа зачерствѣла… Говорится пословица: окрѣпнетъ человѣкъ — крѣпше камня, ослабнетъ — слабже воды… По Христову ученью какъ? знаешь?.. прощай человѣка во всемъ, несчетное число разъ прощай, а они разу не простятъ… зачерствѣли!..

Онъ помолчалъ, досталъ тавлинку, понюхалъ, заморгалъ глазами часто-часто, крякнулъ и опять началъ, не торопясь, съ разстановками, степенно и внушительно, точно попъ съ амвона:

— ІІІуринъ у меня есть… Епаломъ звать… допрежь его Епалкой звали. а теперича Епаломъ Митричемъ величаютъ… живетъ здѣсь, въ Москвѣ на хорошей линіи, управляющимъ домовымъ на Петровкѣ… Сестра моя Грушаха за ёмъ… Ну, только жисть ея хвалить погодить… прямо надо сказать — желтенькая жисть!… Спуталась она съ нимъ въ дѣвкахъ… дура баба, извѣстно… Ну того… затижалѣла… Онъ, не будь дуракъ, хотѣлъ было того — улизнуть;… отвертѣться, бросить ее. Да нѣтъ, стой, — шалишь!. Не на такую нарвался… сичасъ она, другъ милый, того… куда слѣдуетъ жалобу… Такъ и такъ, говоритъ, у меня документъ есть, собственноручный его, что жениться хотѣлъ… Опять, говоритъ, на Царицу Небесную Матушку Казанскую клялся… Портниха она, Грушаха-то, съ измалѣтства въ Москвѣ, порядки знаетъ… Ну, отлично… Туды, сюды… анъ, врешь — женись! Такъ и женился… ничего не попишешь… Я въ тѣ поры жилъ ничего, хорошо, исправно. Мастеровой я… по конапатному дѣлу, конапатчикъ… Деньжонки у меня о ту пору, прямо тебѣ скажу, были… Виннымъ дѣломъ я мало зашибался, — гроза надо мной была: баба, жена — покойница, царство небесное… Отлично. Свадьбу надо играть, а у него, у шурина-то, волкъ его съѣшь, денегъ нѣтъ… Вретъ ли, въ заправду ли, а только говоритъ: нѣтъ и нѣтъ… Дѣло-то опосля узналось — совралъ онъ… тѣнь, тоись, одну наводилъ… Ну что жъ, думаю, надо человѣка выручить по родственному… Далъ ему.

Онъ опять помолчалъ и опять понюхалъ табачку.