Myth-edit

Понятно, что тут ох как нужны были специалисты определенного профиля:

На Уралмаше действовала целая сеть информаторов, добровольных подручных мастеров заплечных дел. За теми, кто побывал за границей, особый надзор. Прежде чем превратить людей в лагерную пыль, их ломали, заставляя клеветать на своих товарищей и на самих себя. …".

(С. Агеев, Ю. Бриль, Неизвестный Уралмаш)

Вот поэтому-то знание именно немецкого должно было цениться. И Николай Кузнецов – наверняка, прекрасно знавший немецкий язык – занялся важным  государственным делом: стучал. Только вот незадача: как раз свое блестящее владение немецким языком ему и нельзя было демонстрировать! Тогда иностранные специалисты, зная, что он их прекрасно понимает, должны были бы умолкать в его присутствии или говорить весьма осторожно, не так, как вольно беседуют в присутствии человека, языка не понимающего. Поняли бы иностранцы, что простой и открытый Коля вовсе не так прост и открыт, как стремится показать. Почему-то так ое  прост ое   логическое умозаключение  никому из биографов в голову не пришло. И понятно почему: они не занимались изучением реальной биографии Н. Кузнецова. Они строили легенду о Н. Кузнецове. О человеке, который мог бы так говорить на немецком, как сами немцы не могли. Остальное - за пределами их интересов. Потому и нарушается логика. Язык - все. Остальное - ничто.

Впрочем, стоп! Мы упускаем важнейший этап нашего повествования! Давайте еще раз процитируем биографию Кузнецова:

Волна репрессий не обошла стороной и Николая Кузнецова. Он тоже был арестован. Справедливости ради отметим, что он действительно по неопытности и горячности допустил в работе ошибки, которые признал и о которых искренне сожалел. Но никакого преступного умысла в его действиях не было и в помине, а между тем ему едва не вменили жуткую «пятьдесят восьмую», контрреволюционную, расстрельную статью…

Какие же ошибки совершал агент-маршрутник? Об этом нет ни слова. Наверное, автор тоже посчитал, мол, пусть эта тайна и останется тайной двух уже давно ушедших из жизни людей , "легендарного разведчика" и допрашивавшего  его следователя. Что он там признал и о чем сожалел – молчит биограф. Про то, как гордо декламировал Кузнецов горьковскую "Песнь о Соколе", пишет, а что он там на допросах признал – нет. Неинтересно это биографу. Или...? Или же есть тут какая-то тайна, требующая раскрытия. Но об этом  опять же чуть позже.

 

В подвалах внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД Кузнецов провел несколько месяцев. По счастью, нашлись люди, сумевшие, быть может рискуя собственным положением, добиться его освобождения ( кто? Кто эти люди? Почему такие важнейшие сведения нам не сообщают? – прим. автора ). Много позже Кузнецов случайно встретил в Свердловске друга юности Федю Белоусова, которого не видел с тех пор, как покинул Талицу . Николай рассказал ему, что в заключении прошел через жуткие испытания, у него даже выпали волосы на голове.

И вновь – совершенно нехарактерная для агента спецслужб   болтливость. С Талицы – то есть, лет 10, он не видел своего знакомца (ну, пусть будет друг юности) и тут же рассказывает ему про ужасы сталинских застенков? Да полно вам, господин Гладков! Он тут точно на 58, часть 10 наговорил, тут ничего выдумывать не надо, вот она!  Неужели опытный биограф не знает, что спасшиеся от  лагеря счастливчики давали подписку о неразглашении? Многие женам-то не рассказывали, через что прошли, а тут – с дружком столько лет не виделись, и тут же ему все выложил про ужасы сталинских застенков. Удивительная беспечность спецагента! Да и шевелюра у Кузнецова чудесным образом отросла еще лучше прежней.