Н 4 (СИ)

- Не хотелось бы усугублять, - с сомнением произнес мой спутник, выбираясь из машины вслед за мной и не забыв прихватить свой портфель.

Я   же   задержался,   чтобы   открыть   багажник   и   забрать   оттуда   простенький чемодан с наборным кодом.

Отреагировав на заезд машины, включились фонари, и к подъезду с железной дверью мы двигались по залитой светом мощеной дорожке.

Звонить   в   домофон   не   потребовалось   –   на   улицу,   открывая   нам,   вышагнул

Долгорукий самолично, кутаясь в халат и чуть щурясь сонливо.

- Ты не говорил, что вместе с гостем, - посетовал он мне, придерживая створку.

- Прошу прощения, - повинился Колобов вместо меня.

-   Долгорукий   Игорь   Александрович,   -   махнув   рукой,   протянул   он   ее   для рукопожатия гостю.

- Колобов Аркадий Алексеевич, - чуть дрогнув от прозвучавшего имени, очень уважительно пожал он ладонь хозяину дома.

- Привет, - поприветствовал Игорь и меня, жестом предложив подняться в дом.

К Колобову он особого интереса не проявил.

- Я не один, - задержался Долгорукий перед дверью и извиняющимся тоном предложил. – Расположимся на кухне?

- Без проблем, - пожал я плечами.

-   Прошу   прощения,   что   беспокоим,   -   отозвался   Аркадий   Алексеевич,   тайком осматриваясь по сторонам.

Было   от   чего   –   даже   подъезд   казался   внутренним   помещением   квартиры,

обустроенным   и   уютным.   А   уж   внутри   это   ощущение   подкреплялось   немалым мастерством клановых дизайнеров, умудрившихся не сделать помещение прихожей с   высокими   потолками   бездушным   и   холодным,   а   довольно   солидную   кухню,

которую рассекала столешница с плитой и раковиной, а по дальнюю сторону шел гарнитур   и   морозильные   камеры   -   слишком   технологичной   и   безликой.   У   окна обнаружился овальный столик с резными ножками и несколько кресел, на которых

Долгорукий предложил расположиться.

Аркадий   Алексеевич,   впрочем,   отказался,   попросив   позволения   остаться   у барной стойки и поработать с бумагами. Разрешение было получено, и мы с Игорем остались за пустующим столиком одни.

- Как дела? – Начал я разговор, присматриваясь к старому товарищу.

Определенные   изменения   все-таки   в   нем   чувствовались   –   и   было   ли   то влиянием   Марии   Ховриной,   посетившей   его   жизнь,   но   речь   его   ныне воспринималась   куда   более   спокойной,   без   желания   поскорее   произнести заготовленную   фразу.   Спокойствие   поселилось   и   в   движениях,   а   солидная неспешность добавляла мудрости облику.

- На работе – отлично. Выходим на рекордные обороты в этом году.

- А не на работе? Извини за бестактность. – Повинился я за растормошенную рану.

Некие слухи невольно доходили и до меня – невозможно владеть каналом и не оставить   рычаги   для   экстренного   вмешательства.   В   первые   годы   руководства

Игорем они частенько пригождались, но вот три последних года я уже не видел нужды вмешиваться – новый шеф телеканала отлично справлялся и сам, разбудив в себе умение требовать и добиваться исполнения.

- Да, - устало провел он ладонями по лицу. – Там сложнее.

Но тут же притих.

Щелкнул звук выключателя где-то дальше в прихожей, послышался звук мягких тапочек по полу, и на кухню заглянула симпатичная девушка в домашнем платье до пола.   Не   сказать,   что   красавица   –   но   весьма   милая   особа   лет   девятнадцати,   с каштанового цвета волосами, распущенными волной по плечам, и карими глазами,

смотрящими на Игоря с теплотой, что добавляло под двести процентов очарования девушке, как и всякая влюбленность.

- Позвольте представить, - мигом поднялся с места Игорь, как и я за ним. –

Ховрина Мария. Моя будущая жена.

Девушка мило изобразила книксен и вопросительно посмотрела на мужа.

-   Это   мой   друг,   Самойлов   Максим,   -   указал   он   на   меня   и   продолжил   жест,

остановившись на втором госте. – И его спутник Колобов Аркадий Алексеевич.

Если на меня посмотрели со сдержанным любопытством, то в адрес Колобова показалось   явное   любопытство   и   интерес,   отразившиеся   даже   в   приоткрытом ротике и чуть было невысказанном вопросе. Но воспитание – оно такое.

- Милая, мы посидим тихонечко? – Мягко и с любовью обратился он к ней.

А  девушка,  казалось,  чуть  ножкой  не  топнула  от  возмущения,  бросив  на нас взгляд. Мол, ты зачем при людях спрашиваешь разрешения у жены. Как сказал – так и будет! Мне потом доложишь.

- Ой, это мелочи, - отмахнулся от пантомимы Игорь и вернулся за стол. – Друг –

это и значит, что друг.

Девушка промолчала, но было ясно по отсутствию эмоций, что не всяких людей стоит считать друзьями. Впрочем, что не помешало ей поставить чайник, выставить вазочку с печеньями, конфетами и фруктовой нарезкой из холодильника на стол,

после чего степенно удалиться.

- А не из тех ли Ховриных… - задумчиво протянул, не удержавшись, Аркадий

Алексеевич со своего места.

- Из тех самых. Изволите печенья с чаем?

- Воздержусь, - отказался он, и вновь углубился в свои бумаги.