Н А Майков

Исполняя как эти работы, так и множество других подобных для разных храмов и в Москве, и в Петербурге, Майков, в промежутках этих работ, всякую свободную минуту посвящал исполнению своих собственных любимых художнических задач - голов, фигур и тела женщин, конечно, многие помнят и знают его вакханок, являвшихся на выставках и рассеянных в частных домах, между прочим, в Елагинском дворце есть картина, фигура женщины, его работы, поражающая теплотой и жизненностью колорита. Если не ошибаемся, он участвовал в живописных работах при отделке Мариинского дворца, но более всего в этом роде известны его плафоны и медальоны дверей в доме княгини Юсуповой (на Литейной), останавливавшие на себе внимание многочисленных и русских, и иностранных гостей княгини.

Колорит - вот в чем, и почти в одном этом, была вся сила артиста. Отсутствие серьезной, методической подготовки не могло не чувствоваться во всей деятельности художника, не давая полного простора его фантазии, стесняя обилие творчества трудностями технического исполнения. Рисунок не всегда служил могущественным и послушным пособием кисти. Зато уже кисть его, особенно в копиях с сильных мастеров, соперничала с оригиналами.

Последние два-три года его постигло величайшее для артиста бедствие: он постепенно терял и, наконец, почти совсем лишился зрения - оставался один тусклый луч, который он с любовью обращал к своим неоконченным полотнам, с едва набросанными замыслами, и вздыхал о бессилии возвратиться к ним.

Как человек, он был необыкновенно доброй, кроткой души, мягкого характера, любимый в семье, друзьями и всеми, кто только его знал. Он жил, как живут, или, если теперь уже не живут так, то как живали артисты, думая больше всего об искусстве, любя его, занимаясь им, и почти ничем другим.

Дом его, лет пятнадцать-двадцать и более назад, кипел жизнью, людьми, приносившими сюда неистощимое содержание из сферы мысли, науки, искусств. Молодые ученые, музыканты, живописцы, многие литераторы из круга тридцатых и сороковых годов - все толпились в необширных, неблестящих, но приютных залах его квартиры, и все, вместе с хозяевами, составляли какую-то братскую семью или школу, где все учились друг у друга, размениваясь занимавшими тогда русское общество мыслями, новостями науки, искусств.

Старик Майков радовался до слез всякому успеху и всех, не говоря уже о друзьях, в сфере интеллектуального или артистического труда, всякому движению вперед во всем, -что доступно было его уму и образованию. Трудно полнее и безупречнее, чище прожить жизнь, как прожил ее Майков, в качестве сначала воина, потом артиста, наконец, просто человека.

Нельзя назвать его кончину утратой для искусства, потому что он давно ничего не мог сделать для него; нельзя даже скорбеть о кончине его - не потому, что жизнь его касалась уже крайних своих пределов, а потому, что последние год-два, особенно последние месяцы, были тяжкою, невыносимою для него и близких агонией; но можно и должно помянуть добрым и благодарным словом эту долговременную, полезную, честную и светлую жизнь.